Джон Ширли - Черные крылья Ктулху • 2 [Восемнадцать историй из вселенной Лавкрафта] [сборник]

— Но, Генри, в утреннем свете мир становится совсем другим, не таким, как во тьме, совсем не таким. При свете дня это обычное поле. Чья-нибудь частная собственность, повсюду грязь и кукуруза. Но ночью во тьме это поле далеко от всего, словно дно морское.

— И что же там можно найти? — спросил я.

— Что-нибудь ужасное. Или прекрасное. Или и то и другое сразу.

Рискну предположить, что к тому моменту Реджи уже устраивал свои ночные вылазки в фермерские поля, но я тогда этого не знал (и сейчас не знаю), потому что сразу после той поездки он бросил колледж. Реджи был так гениален, что авангардная труппа из Филадельфии поставила одну из его стихотворных пьес. Я был на премьере. Она проходила в длинном коридоре, вдоль которого был натянут огромный экран из двойной полиэтиленовой пленки — с одной стороны его сидели на полу зрители, а с другой играли актеры. Представление состояло из пронзительных криков, малопонятных реплик, какофонии музыкальных инструментов и сцен насилия в виде театра теней. Костюмы вызывали ассоциации с шахматными фигурами. «Угарный трэш», как говаривали в те времена. «Если накинуть еще четвертак, это потянет на чашечку кофе», — съязвил один критик из колледжа. Что до Реджи Грэма, то в итоге он не потянул учебу, потому что родители настаивали на получении им экономической или бухгалтерской специальности, чтобы найти потом нормальную работу. Спору нет, подобное романтичное бунтарство как нельзя более подходит такому гению, но когда тебе урезают финансы, в дело вмешивается проза жизни.

Тьма. Можно предположить, что именно после колледжа Реджинальд Грэм и нашел свой путь во тьму. Быть может, однажды ночью на все той же загородной дороге он съехал на обочину, оставил машину и отправился пешком в никуда. Быть может, он в конечном счете выяснил, куда идет. Быть может, тени и едва различимые силуэты обрели для него форму. Быть может, Реджинальд миновал некие врата.

Какой я после этого сумасшедший?

Давайте-ка я расскажу вам, что происходит с Вагнером без Фауста. Он плывет по течению. Мальчик взрослеет, так или иначе. Какое-то время живет с матерью. Переходит с одной бессмысленной, незначительной работы на другую.

А пять лет спустя, когда мне уже стукнуло двадцать шесть, Реджи вдруг позвонил среди ночи. Связь была плохая. Сейчас можно было бы вообразить, что он в одиночестве звонит откуда-то из темноты, стоя посреди грязного поля, окруженный чем-то неизъяснимо таинственным, но в ту пору еще не изобрели мобильные телефоны.

Давайте предположим, что он позвонил, чтобы поведать мне о своих открытиях, снова вовлечь меня в приключения, в которые забросила его жизнь, что ему снова понадобился ученик чародея, оруженосец, младший помощник безумного ученого (можно и без телесных изъянов), но уж никак — и я настаиваю на этом — не юноша для утех.

Он рассказал мне о некоем месте, невидимом при свете, которое существовало лишь во тьме. На мгновение связь сделалась очень четкой, и я услышал:

— Ты, наверное, ждал злобных чудищ со щупальцами, явившихся из-за границ космоса, но нет, все совсем не так.

Потом пошли сильные помехи, и до меня доносились уже только обрывки: о горах из черного стекла, о каком-то королевстве, драконах, замке, короле, который по большей части был часами, и его королеве, сделанной из живого стекла, об изгибавшихся под невероятными углами дорогах, а еще он много говорил о чудищах и поющем лесе, где на деревьях росли острые, словно лезвия, листья.

— Реджи, это из какой-то пьесы? Ты сейчас работаешь над новой пьесой?

— Нет, — отрезал он, и связь оборвалась.

Какой я после этого?..

Вагнер плывет по течению. Наконец мать выпихивает его из гнезда, он возвращается в колледж, получает ученую степень и, поболтавшись еще немного, занимает должность преподавателя английской литературы в частной средней школе. Там он пытается увлечь четырнадцатилеток красотами и сюжетными поворотами «Трагической истории доктора Фауста», каждый второй семестр чередуя ее с «Ромео и Джульеттой». Время от времени скармливает ученикам что-нибудь из Эдгара По («Какой я после этого сумасшедший? Только вдумайтесь!..»). И даже сам становится второстепенным поэтом и вступает в элитное общество американских поэтов, издав настоящий сборник безо всяких дотаций, скромно озаглавленный «Стихи» (количество проданных экземпляров почти дотягивает до трехзначной цифры).

Если у него и нет домика в пригороде, идеальной жены прямиком из комедийного сериала пятидесятых и среднестатистических двух с половиной детей на семью, ну что ж, он хотя бы начал свой путь к американской мечте. Мы все, может статься, живем в воображаемом и несовершенном мире.

Когда Реджи Грэм ворвался в мою жизнь в следующий раз, нам обоим было уже под сорок. Будто колледж и тот странный телефонный звонок — все это случилось только вчера, безо всякого перерыва. Он схватил меня за руку на улице в Филадельфии и затащил в бар. Я хотел было возмутиться, но не успел, потому что понял вдруг: этот угловатый, почти седой незнакомец на самом деле мой старый хозяин. Да, он был именно хозяином. Фауст — хозяин Вагнера, не приятель, не дружок, ни в коем случае не равный. Внимательный взгляд Реджи пришпилил меня к месту — так, говорят, гремучая змея гипнотизирует пустынную мышь, но между нами все было совсем не так, нет, совершенно не так.

Я не был большим охотником выпить и за всю жизнь в бары почти не заходил. Сказать по правде, и общительностью я не отличался. И вот я сидел там, заикаясь от волнения. Реджи заказал для нас какую-то выпивку и велел мне глотнуть. В темном помещении свет и шум с улицы отступили на задний план, и я видел лишь его лицо, парившее передо мной, словно восходящая луна, а потом почувствовал, как он вложил что-то мне в ладонь. Холодное на ощупь кольцо.

— Ты должен его сохранить, — заявил Реджи. — Будь с ним очень осторожен. Оно может разбиться. Стеклянное. Но нельзя его разбить или допустить, чтобы оно попало в руки врагов Стеклянной Королевы. С его помощью они ее уничтожат, уничтожат все, Генри, не только ее мир, но и твой, наш — короче, полный капец.

Казалось бы, любой здравомыслящий человек в этот момент должен был сказать: «Реджи, да ты спятил?» — и сделать оттуда ноги. Ну а человек более храбрый и неравнодушный — или даже героический — попытался бы разобраться в очевидно безумной, совершенно шизофренической фантазии и нащупать истинную внутреннюю сущность моего друга (если Реджи действительно был моим другом, а не хозяином, а я не был его добровольным рабом) или хотя бы отвести его в ближайший желтый дом (он же психушка) и препоручить заботам профессионалов. Но нет, помните, я был Вагнером, поспешившим на помощь, когда Фауст продал душу дьяволу в обмен на несколько балаганных фокусов и ночь в постели (хотелось бы надеяться) с Еленой Прекрасной. Я был таскавшимся за ним щенком, учеником, помощником безумного ученого (с горбом или без, готов к использованию), так что ничего подобного я не сделал.