Аарон Драйз - Падшие мальчики

Хотя знал, что не стоило этого делать. Они давно все обговорили. Секс портит дружбу — достаточно было взглянуть на знакомые парочки! Никто из них не был счастлив. Ну, по-настоящему.

Дженн.

Он надеялся, что она убежала.

От мысли о том, что она могла быть с ним в подвале или в одной из комнат наверху, хотелось кричать. Но он не мог. Крики требовали сил. Смелости. У него не осталось ни того, ни другого. А еще Напье хотел, чтобы он выл. Вот зачем он ему нужен: орать, как сирена, — так он сказал. Брайан не хотел его радовать. Только если боль становилась невыносимой.

Слез не осталось. Брайан был уверен, что мочи и дерьма тоже. Как и рвоты. Но тело все равно выворачивало. Он чувствовал себя жертвой неумело проведенного экзорцизма, который опустошил его, позволив настоящим демонам буйствовать на свободе и продолжать мучить Брайана. Терзать. Резать. Жечь.

Вызывать боль столь сильную, что она становилась неотличима от удовольствия, — змею, кусающую собственный хвост. Она будет виться кольцами, пожирая и извергая съеденное, облегчаясь и заглатывая свое дерьмо, целую вечность, пока не разбухнет и не насытится. Пока он не умрет.

Брайан чувствовал, что его вывезли из комнаты в подвал. Он ненавидел это место. Камера пыток — так он называл ее про себя, — мастерская Напье. Подвал напомнил ему фотографии, которые он видел в школе. Разбомбленные церкви Кракова: потолки проломлены, на скамьях развешаны жуткие гирлянды — внутренности прихожан. Брайан никогда не был отличником, но история ему нравилась. Просто он этого не показывал. Не хотел прослыть ботаном.

Теперь он жалел. Особенно насчет истории.

Брайан надеялся, что его тоже будут помнить.

Дженн.

Сознание немного прояснилось, комната проступила из мглы. «Наверное, я перед зеркалом, — решил он. — Привязан к креслу. Не вижу своего лица, но знаю, что это я, по тому, как дышу. Быстро, словно я в ужасе. Я всегда в ужасе».

Брайан знал, что надежды нет, но все равно продолжал загадывать желания. Маленькие и глупые.

Я не хочу, чтобы родители видели меня без одежды.

Не хочу, чтобы они узнали, что он сделал с моим членом.

Не хочу, чтобы они нашли порно у меня на компьютере.

Не хочу, чтобы Дженн думала, что я не хотел быть с ней.

Он вспомнил ее на мосту — мех на капюшоне белел в лунном свете. Ресницы блестели — она исчезла во тьме. Уходя, он обернулся, но Дженн вряд ли это заметила. Ему хотелось, чтобы она знала. Это — его последнее желание.

Пожалуйста.

Что-то появилось перед его глазом, загородило отражение. Что-то большое, белое и расплывчатое. Брайан хотел понять, что это. Он всегда был любопытным: ребенком хотел знать обо всем на свете — родители то сердились, то гордились. Став старше, Брайан постоянно спрашивал себя, что впереди, где он окажется через полгода, как изменится.

Что это?

Он услышал голос матери. Он по ней скучал.

От любопытства кошка сдохла, Брайан.

В теле проснулась память о боли, вырвалась из укромных уголков, из порезов и струпьев, чтобы вцепиться в него еще сильнее. У боли было имя — Напье, а у того — ножи, молотки, скальпели и колючая проволока.

Сконцентрируйся.

Смотри.

Он сгорал от желания узнать, что перед ним. Это была бы маленькая победа — задача, которую он решил. Никто, даже Напье, не мог лишить его этого удовольствия. Каким бы незначительным оно ни было, оно принадлежало только ему.

Белизна постепенно обретала форму, мгла рассеивалась, а вместе с ней исчезали воспоминания о лучших временах. Когда Брайан понял, что видит, то захотел, чтобы тьма вновь поглотила его. Это была маска. Радость.

Мужчина, назвавшийся Гаем Напье, вышел из-под лестницы в белой маске, держа мачете в руках. Он продемонстрировал его, словно мим, и прошел по комнате, напевая:

— Как же больно, поверьте, как страшно признать…

Он пританцовывал, как сгорающий от нетерпения ребенок. Все его спокойствие испарилось. Казалось, мужчина не в состоянии говорить осмысленно, произносить слова вроде «порядочный».

Нет, в этом человеке бурлила энергия, возбуждение — тревожное и почти сексуальное. Нечто неподконтрольное.

Маршалл смотрел, как дрожит и подергивается тело Напье.

Слушал, как он причмокивает под маской.

Напье казался человеком, который мог стать оратором или работать в офисе — сидеть за компьютером, управлять подчиненными. Человеком, в которого можно было влюбиться и который мог стать отцом. Но он им не был. Никогда.

В оболочке, которая звалась Гаем Напье, что-то пульсировало. Ужас. Демон, ублажающий себя во тьме. Монахиня с задранным одеянием и дробовиком в вагине. Абсолютный кошмар.

— Время стерло мой Эндсвилль — в самом сердце США.

Мачете рассекло воздух и погрузилось в шею Брайана. Хрусть.

Маршалл словно очнулся.

Гай дернул за рукоять, освободил лезвие.

Что-то завыло. Сирена.

Темная кровь брызнула в воздух, на пол, заляпала потолок. Несколько капель приземлились на лампочку, зашипели и задымились, погрузив половину комнаты в алый сумрак. Напье вновь рубанул по шее Брайана — голова упала с плеч на колени, а затем скатилась на бетон.

Стена онемения, защищавшая Маршалла от кошмара, рухнула.

В голове раздались слова Гая.

(Вот бы мне его годы!)

Маршалл следил за судорогами парня и понимал, что за судьба ждет его. Совсем скоро.

(Ты будешь кричать, как другие.)

Он бился в путах, пока тело не начало гореть, кричал, но из распахнутого рта не вылетало ни звука. Слюна бежала по его губам и капала на грудь.

Напье поднял голову Брайана. Взвесил ее, покачав в руках, словно покупатель, изучающий мясо, и со всей силы швырнул на пол. Послышался омерзительный хруст — Напье потянулся за ней и застыл.

— О черт, спина, — сказал он. — Годы берут свое.

Но все же он поднял голову, сунул руку в рассеченное горло, дернул и вытащил наружу окровавленный комок плоти:

— Фу-у.

Маршалл хотел зажмуриться, но не смог. Внутренний голос сказал ему, что он должен это увидеть, чтобы подготовиться. Это совсем не кино.

Напье погрузил руку в шею и просунул под кожу на нижней челюсти Брайана, открывая и закрывая ее, словно кукольник.

— Пусть шар-баба танцует со мной, этот город мне больше не дом.

Напье вальсировал среди теней и разноцветных бликов витражных стекол. Он обогнул Маршалла, заключив его в кровавое кольцо, забрызгав алым его бедра. Кровь оказалась холодной. Маршалл удивился: он думал, что она будет теплой.

Это потому, что Брайан умирал уже очень давно.

Маршалл лишился чувств.

Солнце сияло в небе, купая в лучах Джеймсбридж — почти город-призрак. Дома и машины мерцали в жарком мареве, поднимавшемся от асфальта. Маршалл шел по улице, ладонью прикрывая глаза от яркого солнечного света. Он понял, что в городе нет ничего целого или завершенного: ремонт бросили, знаки «Закрыто» на витринах некоторых магазинов соседствовали со «Скоро откроется». Постоянным здесь оставалось лишь солнце и тени, которые оно отбрасывало. Включая его собственную.