Шелли Джексон - Путь избавления. Школа странных детей [litres]

Я заметила, что мои одноклассники, стоявшие в задних рядах, потихоньку пытаются улизнуть.

– Вы, верно, сейчас киваете, – продолжал Корнелиус приветливым тоном. – Но понимаете ли, в чем дело: я вас не вижу, хоть и слышу; точнее, слышал бы, не молчи вы, как рыбы. Так что ответьте, к примеру: «Да, мастер Корнелиус».

– Да, мастер Корнелиус, – хором пролепетали мои одноклассники, оцепенев от ужаса.

– Поиграем в игру, – продолжал он, – и отныне будем играть в нее каждый день. Она называется «Школа».

Так и вышло, что, будучи сама школьницей, я стала учителем и принялась учить других детей тому, чего сама пока не знала: как призывать мертвых. Точнее, моими устами учил Корнелиус. Сама я начала преподавать гораздо позже.

Мои ученики, да и я сама, боялись Корнелиуса как чумы и совершенно не горели желанием вызвать еще одного такого же мертвеца или сближаться с мертвыми больше, чем требуют приличия на похоронах. Но мы не могли возражать Корнелиусу и боялись вызвать его недовольство. Ему следовало по возможности угождать, и мы стремились к этому и даже соревновались за привилегии, которые на самом деле были нам ни к чему.

Мое положение в школе существенно укрепилось. Как проводница Корнелиуса я, несомненно, внушала ужас, и хотя никто не хотел иметь со мной ничего общего, у них не оставалось другого выбора, кроме как жаждать моей компании. Но лучше вызывать страх, чем быть объектом насмешек, и я с готовностью начала властвовать. Пускай я распоряжалась властью от имени мертвеца и благодаря мертвецу, Корнелиусу удалось совершить то, чего не смог бы сделать ни один живой человек: он поднял меня на верхушку социальной лестницы.

И мне там понравилось. Теперь я развлекалась, раздавая приказы. Установила новые правила: отныне все носят шейные платки в горошек. Оборачивают книги марлей. Таскают в карманах маленьких питомцев из бумаги и дают им имена. Потом я сама нарушала правила и смеялась над теми, кто продолжал их соблюдать. Они вслед за мной нарушали их, а я их наказывала.

– Дотти, дай мне свой карандаш. – Дотти молча повиновалась. – А это что у тебя, новый шарф?

Оказалось, да. Я потребовала его себе и потеряла в тот же день. Но мне было все равно. Дорожить вещами мне теперь было ни к чему. Завтра я могла потребовать шарф у кого-то другого.

Лишь одно оставалось прежним и не менялось с тех пор никогда: превыше всего я ценила умение заикаться, и вознаграждала тех, кто брался практиковать этот навык (ибо с подачи Корнелиуса я стала считать заикание навыком и умением). Учителя пребывали в растерянности. Сколько раз им, несчастным, приходилось выслушивать «Ат-т-таку л-л-легкой б-б-б-бригады» [57] Атака легкой бригады – наступление британской кавалерии на позиции русских войск во время Балаклавского сражения 25 октября 1854 года в ходе Крымской войны и одноименное стихотворение Альфреда Теннисона. Прим. переводчика. [ секретарша, не исправлять ]! Один за другим мертвые стали выходить на свет, а я – тренировать команду говорящих с призраками, первых и лучших в стране. Некоторые из них со мной по сей день. Ты знаешь нашу мисс Тень, к примеру – мисс Доротею Тень, которую прежде звали Дотти Хоббс (я дала своим подопечным новые имена, более соответствующие их новому положению). Я верна тем, кто верен мне. Те же, кто предал меня…

Ты же не предашь меня?

Так я начала, сама того не зная, готовиться к открытию своей школы. Корнелиус считал, что использует меня, но на самом деле это я его использовала. В конце концов он сам научил меня, как управлять собой. Тогда я основала свою школу и назвала ее своим именем.

И никому не позволю отнять ее у меня. Никому.

Известно ли тебе, дорогая слушательница, что я никогда до конца не уверена, смогу ли вернуться из края мертвых? Постороннему человеку, должно быть, кажется, что для возвращения достаточно совершить все шаги в обратном порядке и нырнуть в собственную глотку, только в обратную сторону, подобно тому, как энтомолог выворачивает сачок, выпуская попавшую в него пчелу. Но для некронавта край мертвых в значительной степени и есть он сам. Не так-то просто нырнуть в себя не метафорически, а буквально. Это все равно что вывернуть мир наизнанку, продеть деревья в их собственные дупла, а иглу в ее собственное ушко; забросить планету в черную дыру, а дыру – следом в нее же.

И такое бывает. Я не утверждаю, что все это невозможно, но не могу гарантировать, что проделав все эти удивительные вещи, вы вернетесь в мир живых.

Обычный метод возвращения и проще, и сложнее. Проще – потому что все может произойти случайно; сложнее – по той же причине. Этот метод капризен, так как портал открывается один раз в одном месте, в одно время и одним способом, а в другой раз – в другом месте и совершенно иначе. Ты можешь провалиться в колодец, подняться по лестнице, открыть дверь, очутиться в своем кабинете и понять, что кто-то уже давно стучит в дверь с обратной стороны; а можешь заползти в кухонный лифт или в сарай и увидеть скользящие по стенам языки пламени, языки пламени, языки [ треск ]…

Я перепрыгиваю через них…

…и оказываюсь в мире живых; кто-то стучится в дверь моего кабинета. Я киваю тебе, ты оставляешь свой пост и идешь открывать дверь (тут я понимаю: что-то случилось). На пороге стоит инспектор из региональной службы образования и держит в руках шляпу, и тут я окончательно убеждаюсь: что-то случилось.

Ручей вернулся в берега, превратив лужайку в скользкое болото. Нити водорослей, солома, рваный фартук, кусочки кружева и прочие предметы, зацепившиеся за сучки у берега и словно увлекаемые невидимым течением, вытянулись на воде идеально параллельно. Наводнение загнало пауков на деревья, и ветки теперь были сплошь увиты паутиной; по утрам, до того, как высохнет роса, паутина сверкала, как вуаль новобрачной.

Рубашка доктора Пичи по-прежнему была у меня. Я отнесла ее в кабинет директрисы и сунула в ящик, который та никогда не открывала. Возможность достать ее подвернулась через пару дней. Рубашка была еще влажной и пахла кошкой. И трупом, с отвращением подумала я. Я расстелила ее на столе. В нагрудном кармане что-то лежало: платок, на манер тюрбана обернутый вокруг узловатого предмета, оказавшегося небольшим эктоплазмоглифом. К предмету прилагалась сложенная записка; она помялась, чернила растеклись, но текст все еще можно было разобрать.

Илайхью сказал, что сможет передать это вам. Он же сообщит, получили ли вы передачу. Ответа жду через неделю с тем же посыльным.