Гай Смит - Погребенные

Он опустился на четвереньки, вспомнив о резком снижении кровли в полусотне шагов от загороженного входа. Но кровля оставалась вверху — выше, чем мог достать слабеющий луч фонарика, стены были далеко, выработка казалось, становится все просторней. И всюду мерно падали капли, пугая и дразня.

И наступил безумный миг, когда сбылись худшие страхи. Спасительный свет стал уже таким слабым, что приходилось пробираться ползком, держа фонарик на фут от неровного пола. В нескольких дюймах от Дэвида серо-голубой цвет сменился чернотой. Он чуть не полетел вниз головой с обрыва!

Сдавленный вздох вырвался из пересохшего горла, от испуга Дэвид не смог даже выругаться. Скорчившись, он пополз обратно; первой мыслью было, что он каким-то образом снова очутился в большой пещере — может быть, свернул не в тот коридор и сделал круг. Нет, не может быть: сейчас он вообще не в пещере — этот проход сразу обрывался в ужасную пропасть.

Он нащупал увесистый камень, швырнул в темноту и, напрягая помутившийся рассудок, стал считать: пять, шесть… десять… пятнадцать… двадцать. Слабый, почти неразличимый всплеск — слишком далекий, чтобы вызвать эхо. Небоскреб в сорок этажей! Этот провал доходил до следующего уровня шахты, а то и глубже.

Дэвид Уомбурн прижался к полу; каждая жилка в нем трепетала, словно бабочка за стеклом в ловушке теплицы. Отчаяние подавляло волю к борьбе. Фонарик едва светился, батарейки могло хватить от силы минут на десять. Подросток тихо заплакал; всхлипывания, казалось, разрастались в череду стенаний, опускались в дьявольский пролом и оттуда всплывали эхом. Шепот, стоны и такой холод кругом — с каждой секундой все холодней.

Голоса. Издеваются над ним. Вот мать. Куда бы он ни пошел, в самом отчаянном положении ему никуда не деться от ее плаксивых причитаний. На этот раз она повторяла слова отца: "Неужели ты хочешь ползать под землей! Там можно заблудиться, ты упадешь и сломаешь ногу".

Он отодвинулся от пропасти и выключил фонарик: все равно батарейка вот-вот сядет, надо сохранить то, что осталось. Придется ползти назад, другого пути нет.

Тьма кромешная. Непрерывная капель, она будет длиться тысячелетия. Всхлипы, несмолкающее эхо.

Теперь он услышал Элейн: "Думаешь, мне нужен малолетка вроде тебя, Дэви? Впрочем, ты свое дело сделал — дал мне то, что надо, когда мне хотелось. Теперь Джеф опять со мной. Вот будет забавно, если я от него забеременею, а? Тогда ему придется жениться. Может, я его специально заловлю. Могла бы тебя заловить, если б захотела. Но что толку?"

Дэвид схватился за голову, пытаясь заглушить голоса. Это удалось ему с большим трудом. И тут он снова услышал плач и стоны, уже громче и ближе. Это не могло быть эхо. Тут был еще кто-то. Дети, судя по голосам. Он почувствовал внезапный прилив надежды. Он уже не один. Только бы их найти, тогда они будут вместе сидеть и ждать, пока за ними придут.

Он закричал: "Эй, вы слышите? Я тут!"

"Я тут… тут… тут…"

Он озирался кругом — всюду темнота. Зажег фонарик; показалось, ближайшие тени отпрянули, как от огня.

"Ту… ту… тут!" — всхлипы перешли почти в визг. Голоса раздавались отовсюду, в их хоре выделялось нытье матери: "Дэвид, ты еще мал лазить по пещерам. Ты заблудишься, упадешь и сломаешь ногу. И вообще, под землей темно и холодно, тебе не понравится".

Понравится, еще как. Нет, не нравится. Мне холодно и страшно. Я заблудился. Без фонарика можно упасть и сломать ногу, или…

Что-то уж слишком холодно. Стенания стали глуше и превратились в тихий далекий плач. Не уходите. Вернитесь, вы мне нужны. Все будет хорошо, нас скоро спасут, вот увидите. Тишина, только капли падают.

И Дэвид Уомбурн почувствовал, что он уже не один. Ни движения, ни звука, только мурашки по телу: он понял, что радом в темноте кто-то есть.

Он нажал кнопку фонарика — ни искорки света. Потряс его, постучал. Неожиданно фонарик словно сам выскользнул из пальцев и покатился. Потом долгая тишина и тихий всплеск. Он докатился до обрыва и упал в эту страшную пропасть!

— Кто там? — пискнул Дэвид дрожащим от страха голосом и замер в ожидании ответа. Не откликнулось и эхо; даже капель, казалось, затихла. Он не знал, сколько это длилось: секунды, минуты или часы.

И тогда услышал приближение этого : не из штольни, а… из пропасти! Тяжелое сопение, будто оно запыхалось, карабкаясь по скалам; шорох тела по камням. Так медленно, с таким упорством.

Дэвид вскочил в смертельном страхе и сломя голову бросился бежать по штольне. Он задевал за низкую кровлю, не замечая ударов, смягченных шлемом. Пару раз упал, обдирая колени, разрывая в клочья джинсы. Он спасался бегством, не разбирая пути, лишь бы уйти от неведомой твари, преследовавшей его, как горностай кролика.

Кровля уже не позволяла выпрямиться. В конце концов он встал на четвереньки и пополз, словно краб, волоча ноги, совсем обезумев от ужаса. Он знал: преследователь продолжает охоту. Непонятно, почему в темноте его до сих пор не схватили. Похоже, хотели загнать куда-то, подобно тому, как опытный пастуший пес возвращает в стадо отбившуюся овцу.

Снова голос матери: "Я же говорила, ты можешь упасть и сломать ногу". Поздно. На этот раз он не мог увидеть пропасть, лишь почувствовал, как пол под ним исчезает. Он летел так медленно, словно за спиной раскрылся парашют и, гася скорость, продлевал агонию.

Тишина была прервана: не оттого, что отчаянные вопли, плач и стоны зазвучали вновь, — скорее, это он пересек в падении невидимую черту, удерживавшую голоса на дне черного провала. Они все приближались, раздирая слух: "Мы здесь. Иди к нам на вечные муки!"

Он падал, как в ледяной погреб: порывы ветра хлестали, обжигая кожу, швыряя тело из стороны в сторону. Дэвид вспомнил про воду и еще успел подумать, сколько времени понадобится, чтобы утонуть. Но если внизу люди — там не может быть воды…

Удара он не почувствовал: видно, потерял сознание. А когда стал приходить в себя, обнаружил, что лежит на острых обломках сланца. Он попытался встать, но не смог двинуться. Наверняка все кости переломаны, но боли не было, тело словно онемело. Возможно, он ослеп, но не мог проверить догадку.

Вопли стихли, но Дэвид догадывался, что они здесь, притаились в темноте, наверно, боятся подойти. Он хотел позвать на помощь, крикнуть: "Не бойтесь, нас скоро найдут", — но слова застряли в горле, он не мог даже беззвучно пошевелить губами. Господи, ну пусть скажут хоть что-нибудь, дадут знать о себе…

Тогда откуда-то издали донесся жестокий смех, от которого застыла кровь в жилах. Дэвид задрожал и зарылся лицом в сланец; зазубренные осколки кололи глаза. Долго раскатывался безжалостный хохот, пока наконец не замер. Навалилась ужасная тишина.