Гай Смит - Погребенные

— Ты опять вспоминал Джули, правда? — Андреа опустилась на диван рядом с ним. — Не отпирайся.

Он молчал, не глядя на нее.

— Так что?

— Зачем впутывать ее во все это?

— Не я впутываю, а ты. Ты жалеешь о прошлом, Саймон?

— Нет, дело не в сожалениях. Андреа, тебе не понять всей горечи и несправедливости случившегося. Одиночество, тоска, беспомощность, потеря веры — не в Бога, но в других людей. По отношению к Джули и детям у меня остались только обязательства. Как я могу любить ближнего после того, что пережил, как могу изгонять дьявола, если у меня тяжело на душе? Уйдя от иезуитов, — я как бы лишился права на экзорцизм. Но я не сдавался, я боролся, чтобы вернуть себе силу экзорциста. Но много ли мог достичь, если все против меня?

— А как же я? — Андреа положила руку ему на колено. — Ты ведь не думаешь, что я такая же, как все? Я и раньше помогала тебе отражать удары, буду помогать и впредь. Не забывай, что у меня тоже был и неверный муж, и развод, и сын встал на сторону отца и не желает меня видеть. В конце концов надо собраться с духом, подобрать то, что осталось от твоей жизни, и начать все сначала. Именно это я пытаюсь сейчас сделать, как ты не понимаешь? Я нужна тебе, а ты нужен мне. У тебя есть вера в Бога. Поверь же и в меня, и давай биться вместе. В этом и заключается смысл борьбы со злом, мы воюем друг за друга. Мы не можем сейчас отступить, неужели ты не видишь, что мы зашли слишком далеко? Я надеюсь на тебя.

Он долго смотрел на нее, не говоря ни слова. Затем его рука нашла ее руку и крепко сжала. Андреа чувствовала, он с трудом удерживает плач.

— Спасибо. — В глазах Саймона стояли слезы; губы приблизились к ее губам. — Нелегко верить в будущее, когда ты одинок.

Не выпуская его руки, Андреа помогла ему подняться и повела к узкой лестнице в холле.

— Куда мы идем? — Недоумение отразилось на загорелом, обросшем бородой лице.

— Если сам не догадываешься, я не собираюсь тебе растолковывать. — Она улыбалась, глаза ее сияли. — У нас сегодня полно дел, но я думаю, часок-другой ничего не изменит ни для Джо Льюиса, ни для пещер Кумгильи.

Дом Джо Льюиса стоял на отшибе, к нему вела крутая извилистая тропа. Саймон и Андреа шагали спокойно и неторопливо. Деревня выглядела, как всегда, пустынной — на этот раз более, чем обычно, из-за укороченного рабочего дня. Немногочисленные магазины имели столь заброшенный вид, словно не собирались когда-либо открыться вновь. Обшарпанные двери "Лагеря Карактака" были заперты, заведение будто наслаждалось кратким отдыхом от горестных пересудов старшего поколения. Город съежился до размеров деревни, и та теперь медленно умирала. И казалось, последние жители этой деревни сами желают ее смерти.

— Не хотела бы я тут жить, — Андреа невольно вздрогнула. — Как красиво могло бы быть здесь, даже несмотря на эти суровые горы. Но вместо этого какая-то злокачественная опухоль убивает все вокруг.

— Вот дом Джо Льюиса, — Саймон показал на полуразваленное каменное строение в стороне от дороги, два этажа над землей, два — под землей. Над домом витал дух запустения, на крыше не хватало шифера, крыльцо со шпалерами так непрочно крепилось к стене, что казалось, первый же сильный порыв ветра разрушит его окончательно. Окна плотно прикрыты выцветшими, дряхлыми занавесками, точно старик решил отгородиться от внешнего мира и провести остаток жизни отшельником. Саймон отодвинул щеколду на садовой калитке, и та повисла на единственной петле. Клочок земли за оградой густо порос щавелем и уже отцветающей наперстянкой. Сад не возделывался годами.

Они подошли к массивной парадной двери, Рэнкин постучал. Напряженно прислушиваясь, они ждали ответа.

— Скорей всего, он вообще не подходит к парадной двери, — пробормотал Саймон. — В глухих деревнях принято входить с заднего двора. Давай попробуем.

Они обошли дом и оказались в унылом дворике. С трех сторон он был обнесен стеной, а в центре стоял переполненный мусорный ящик. Сквозь закопченное оконное стекло с трещинами, заклеенными полосками коричневой бумаги, невозможно было разглядеть, что делается в доме.

— Смотри, — сказал Саймон, — задняя дверь приоткрыта. Постучим.

Опять им пришлось ждать. Напряжение обоих нарастало, они слышали удары собственных сердец. В глубине души им хотелось, чтобы в этой грязной норе никого не оказалось, хотя они осознавали жизненную необходимость увидеться со стариком.

Священник водил глазами по стене дома, невольно замечая прорехи меж кирпичами, прогнивший подоконник под разбитым окном. Маленький веревочный треугольник, подвешенный на ржавом гвозде. Бог мой!

Андреа похолодела, услышав его встревоженный возглас. Она проследила за его взглядом: "Что это?"

— Вот до чего они дошли, сражаясь против нас! — прошептал он.

— Что это? — повторила Андреа испуганно. — Какой-то обрывок веревки…

— Это их знак. Треугольник, который удерживает заклятого крепче любых запоров! Мы не знаем, сколько времени Джо Льюис был заточен в своем доме. Возможно, с того самого вечера, как вернулся из пивной после разговора со мной. Я должен попасть внутрь! Он не мог выйти из дома с тех пор, как это появилось здесь.

— Я пойду с тобой! — Андреа была исполнена решимости.

— Нет, тебе нельзя. До сих пор мы не встречались с такой опасностью. Ты останешься снаружи, так будет лучше для нас обоих. Если… что-то пойдет не так и я не появлюсь, позвони священнику. Постарайся объяснить ему, что произошло, и потребуй, чтобы он нашел экзорциста. Ничто другое не поможет. Ты поняла?

Она покорно кивнула. Облако, весь день плывшее по небу, теперь набухло и потемнело, начало моросить. Было холодно и уныло, как в середине ноября.

Саймон стоял в дверном проеме, осеняя себя крестным знамением. Глаза его были закрыты, голос, вначале тихий, постепенно набирал силу: "Боже, Сыне Божий, смертью смерть поправший, победив того, кто властен над смертью. Порази скорее Сатану. Избави сей дом от всех злых духов, от помышлений суетных, оскверняющих, и похотей лукавых и не дай им чинить зло, да будут изгнаны в место, им предназначенное, и останутся там на веки. Боже, облекшийся плотью, пришедший с миром, дай нам мир!"

Он вошел внутрь, как можно шире распахнув скрипучую дверь, теперь его голос звучал тихо и монотонно: "Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня".

Андреа с трудом подавила крик, когда каменный пол поплыл у нее под ногами, и она услыхала заунывный скрип деревянных перекрытий. Внутри раздался шум, как будто треснула балка; оторвавшаяся плитка покатилась с крыши и, ударившись о землю на другой стороне, разбилась вдребезги. Затем наступила полная тишина и неподвижность.