Дмитрий Костюкевич - Жуть-2

Дверь ткнулась в простенок верхним углом, выбила комок штукатурки и стала заваливаться на Мозоля. Тот потирал плечо, хлопал глазами. Вадик успел подскочить и удержать дверь, прежде чем та встретилась с затылком товарища.

Если Шима и считал себя виноватым, то не собирался доводить этот факт до учителей и директора.

— Что вылупились! Совсем охерели — дверь ломать! Живо на место поставили!

Талишко взялся с другой стороны двери, понял, что так не получится насадить одни цилиндры петель на другие, и завозился снизу. Ему прижало пальцы, он скривился, но не отпустил. Впервые за месяц Вадику захотелось назвать Талишко другом. Мозоль крутился рядом, не зная, куда пристроиться.

— Придержи, чтобы опять на стену не упала, — попросил Вадик.

Дверь сопротивлялась. Когда удавалось соединить верхнюю петлю, не попадала нижняя, и наоборот.

— Гандоны криворукие, — высказался Араужо.

Возня привлекла внимание: из кабинета выглянуло несколько девчачьих лиц.

— Домашку готовьте, курицы, — шикнул на них Клюй.

— Атас! Марийка идёт, — крикнул, выпрыгнув из-за угла, Богомолов и скрылся в кабинете математики.

По коридору прокатился звонок, зацокали каблуки классного руководителя, Марии Тимофеевны.

Всех сдуло в кабинет. Остались только Вадик, Талишко и Шима.

— К стене поставьте! — приказал он. — Живо!

И шмыгнул через порог.

Талишко и Вадик переглянулись. Потное лицо Талишко выражало растерянность, граничащую с испугом. Вадик разделял чувства друга. Едва не уронив дверь, они поспешно прислонили её к простенку, как можно ближе к дверной раме — со стороны казалось, что дверь просто распахнута, и пробрались вдоль стены к своей парте. Кто-то пнул Вадика в ногу, Клюй или Араужо.

На пороге появилась Мария Тимофеевна.

Класс не успел встать, чтобы поздороваться (ещё одно странное правило: в «Своих» ученики говорили учителям «привет»). Потому что случилось непредвиденное… или именно на это и рассчитывал Шима?

Классная потянула за дверную ручку — дверь отлипла от стены и рухнула ей на голову. Впечатала в откос. Мария Тимофеевна пошатнулась, ступила в кабинет, обвела его туманным взглядом. За её спиной громыхнуло — свидание двери и паркета всё-таки состоялось. Лицо классной сморщилось, из глаз брызнули слёзы, она прижала ладонь к правому виску и выбежала в коридор.

Несколько долгих секунд в кабинете висело громкое молчание. «Дайте мне точку опоры, и я сдвину Землю», — прочитал Вадик на плакате над грязной доской. Планы Архимеда превосходили по масштабу планы Вадика, которому требовалась точка опоры только для того, чтобы не упасть.

— Идиоты! — заголосила курносая Артемьева, круглая отличница. — Что наделали! Вот идиоты!

Вадик не видел, к кому она обращалась. Скорей всего, к правому ряду. Артемьева закинула за спину чёрные косы и пулей вылетела из кабинета. Следом за ней сорвался весь класс: извиняться, замаливать, утешать. Все, кроме Вадика, Талишко и моргающей большими карими глазами Одековой, которая, похоже, проспала всё представление.

Вадик посмотрел на свои руки, испачканные смазкой. Вырвал из тетради двойной лист, стал отирать.

— Попали, — сказал Талишко. — Теперь точно на нас повесят.

В кабинет все вернулись без Марии Тимофеевны. Девочки осуждающе зыркали на Вадика и Талишко, но никто не сказал ни слова. Шима, Клюй, Косарёв и Араужо похватали портфели и улизнули. Вадика это устраивало.

После выходных Шима и его дружки подловили Вадика в туалете.

— Сдал меня, ушастый, — грозно сказал Шима.

— Кому?

— Марийке, крыса!

— Это что за манеру ты взял? — плохо подражая голосу классной, прогнусавил Клюй. — Шестерить вздумал.

— Нет, — выдавил Вадик. — Я…

Никого он не сдавал. Его не вызывали к директору. Он не бегал извиняться перед Марией Тимофеевной (угрюмая классная на следующий день влепила ему трояк за решённую от и до задачу). Не умел просить прощения — да и за что? В чём он виноват? В том, что Шима использовал его и других в качестве тарана?

Шима прижал Вадика к грязному кафелю (в туалетах школы «Свои» всегда звучала классическая музыка, а со стен взирали супергерои), положил руку на горло, но тут скрипнула дверь — и крепыш отступил. Вошедший старшеклассник лениво глянул на собрание у рукомойников. Взгляд остановился на смуглом, с близко посаженными глазками лице Араужо. Старший ухмыльнулся.

— Ты зачем Кука съел? — спросил он и, не дождавшись ответа, скрылся за перегородкой.

Шима похлопал Вадика по щеке.

— Готовься после уроков, Рябина.

— Ягодки обрывать будем, — заржал Клюй.

Банда оставила его одного. Из крана монотонно капала вода.

— А кто такой Кук? — донёсся из коридора озадаченный голос Араужо.

— Твой дед, — ответил Косарёв, и Клюй снова зареготал.

Вадик покрутил вентиль. Вода продолжала капать. Тогда он вышел из туалета и побрёл по светлому коридору с сальными окнами. За стёклами шелестели ломкие листья клёна. Мимо прошёл географ, глянул безразлично. Помог бы он Вадику, если бы знал, в какой переплёт тот угодил? Ага, как же. Взрослые здесь — в этом кошмарном месте, где нужно молча сидеть, говорить, только подняв руку, и соблюдать дурацкие правила — не помогали, а управляли. Правили. Они не прислушивались к школьникам — какой смысл? Не верили в их свободу — зачем? Свобода порождает агрессию. Если дать детям самостоятельно принимать решения, начнётся анархия. Они не знали или не хотели знать, что на самом деле всё обстоит наоборот. Когда у ребёнка сжато горло — он хочет схватить за горло других…

Он задержался после уроков, чтобы переписать с доски домашнее задание, которое вполне мог переписать (и даже решить) в отведённое учителем время. У гардероба перетягивали портфель взъерошенные первоклашки. Бородатый дедушка, которого дети обзывали Лешим, протянул Вадику куртку и невесело подмигнул, словно что-то знал.

Выйдя через узкую северную калитку и нырнув во дворы, Вадик облегчённо вздохнул.

Рано.

Из-за дворницкого сарайчика вышли трое. Не было только Косарёва.

— Думал, забыли о тебе? — губы Шимы растянулись в улыбку.

— Мордочку размял? — спросил Клюй. — Чистить будем.

Араужо тупо скалился.

Вадик оглянулся на школу. Серое здание, с вертикальными лопатками на фасаде, пылящаяся на земле буква «П». Даже если он убежит от Шимы, сегодня, сейчас, — как убежать от школы? «Твоё тело принадлежит мне», — напоминало здание. Сердце колотилось. Ладони вспотели. Казалось, вот-вот — и подкосятся ноги.

Вадик побежал в сторону пятиэтажной панельки, за которой прятался детский садик. Если успеть к дыре в заборе, он, худенький и маленький, пролезет, а они…

Шима рванул следом, и под общий одобрительный смех сбил жертву подсечкой. Вадик растянулся у песочницы, рюкзак слетел с плеча.