Дмитрий Костюкевич - Жуть-2

— Кажется, я понимаю, — прошептал хмурый Раскольников. — Было как-то раз, на царство взяли чужеземца… наверное поэтому…

— Разумеется. В одном из экспериментов, с током, мы вводили двух «учителей», и заставляли их спорить. К чему это привело?

— «Ученик» отказывался выполнять указания.

— Именно, — Глаза Модератора расширились. — На Земле слишком много Альф, чтобы все Омеги выполняли их приказы. Постоянно возникает оппозиция, разброд, шатание, брожение и прочие атрибуты неуправляемого стада. Кто-то один говорит правильно, и я вижу, я совершенно точно вижу, что он говорит правильно. Но его никто не слушает. Не слышит. Голос его тонет, теряется, как рябь на поверхности мирового океана. Чтобы преодолеть волнорез, нужна большая волна, нужна Минус Альфа. У которого не будет конкуренции, а будет приказ, пресекающий всякие сомнения.

Модератор сделал паузу.

— И первый такой приказ уже есть.

Раскольников вопросительно поднял глаза.

— Однажды он уже поступал, но был выполнен лишь частично, нужный эффект не был достигнут. Мы должны избавить людей от живого органического мусора. Этот балласт мешает двигаться вперёд. Сковывает. Он должен быть уничтожен!

Раскольников отшатнулся от Модератора, который словно покрывался изморозью. Глаза не-человека сузились и приобрели ядовитый оранжевый оттенок.

— Первые отряды готовы. Командиры на местах. Твой отряд второй, твой номер в строю четвёртый. Утром в пять ты явишься сюда и получишь оружие.

— А если?.. — начал Раскольников, но увидел перед глазами клинок кинжала, льющий кровавые отсветы с наточенных лезвий.

Солнце всходило тяжело, словно упитанный рыжий кот. Рассвет хрипло мяукал и царапал рельсы ярко-красными усами.

Утром Раскольников получил оружие.

Первое построение состоялось во дворе уже «очищенного» завода.

Пять отрядов, около ста человек. Перед ними ступил Модератор и, осмотрев людей напряжённым взглядом, произнёс.

— Вы все меня хорошо знаете. Я — Модератор вашей планеты, Земли. Меня отправил сюда межпланетный совет по поддержке отстающих видов. Я прибыл, чтобы помочь вам преодолеть ужасное отставание человечества от прочих существ, населяющих космос. Ваше задание…

«Учителя» перебил шум. Со звоном и грохотом преодолевая разбросанные по двору, как палочки японской игры Микадо, рельсы, вкатилась обычная человеческая машина и остановилась перед отрядами, в стороне от Модератора. Дверь открылась и из машины вышла девушка, молодая, стройная и в меру привлекательная.

Будущие бойцы с «нечистотами» открыли рты, Модератор застыл в нерешительности. Девушка брезгливо хлопнула дверью, не без удовольствия осмотрела собственную одежду, смахнула мнимую пылинку с декоративного воротничка и, игриво ухмыляясь, оглядела собравшихся. Перевела взгляд на Модератора и, изобразив удивление, произнесла.

— Боже мой, это что ещё за чучело?

Ряды хмыкнули и зашумели. В грязь чавкнули первые приклады.

— Прихлопните этого таракана, мальчики, и по домам. Тоже мне, Гитлер нарисовался.

Модератор испуганно дёрнулся, зашелестел одеждой, но не успел выхватить свой знаменитый кинжал, как его голова разлетелась фиолетовыми брызгами, а рыхлое тело затряслось от бесконечного числа попаданий.

— А ничё так, ружьишко, — раздалось в затихшей после выстрелов толпе.

— Да уж… неплохо бахает…

— Это твоя, что ли, красотка?

— Ну так, а чья же ещё, так я говорил, что коня на скаку…

Бойцы дружно уставились на девушку. Она явилась в самый подходящий момент, и сыграла роль второго «учителя», конкурента, усомнилась в авторитете, да что там, растоптала, размазала.

— Ну ты молодец, где такую девку откопал?

— Сам ты откопал, скажешь тоже, — фыркнул боец, ухмыляясь. — Таскается за мной уже месяц, решила, видать, проведать, чем мы тут занимаемся… ну и вот…

— Проведала?

— Ага…

Павел проводил девушку взглядом и залился нервным смехом.

Разразился хохотом.

Зареготал.

Щелкает замок, пищат петли, Васюк и Оленька заходят в дом. По рукам пакеты, из одного торчит душистый французский багет с отломленной горбушкой. Оленька вытирает ботинки и, подёргивая носом, с интересом принюхивается:

— Хм, она нам что-то готовит. Что-то вкусненькое.

— Ну вот, а ты говоришь мама ста-аренькая, нельзя ребёнка оставлять…

— Васюк, она и правда старенькая, — качает головой Оленька. — Очень, очень старенькая.

Васюк ставит пакеты на пол, разувается. С кухни бубнит шепелявое радио, и поверх него, как чайка над буйным морем, звонко переливается песня «… ни сталевары мы, ни плотники…».

— Ты разбери продукты, а я Сонечкой займусь, — Оленька смотрит на часы, — уже пора будить, и кормить, — она взвешивает рукой каждую грудь, — из этой, вроде.

— Устал чего-то, — вздыхает Васюк, забираясь в домашние тапочки. — Ну, хоть ужин не готовить.

В коридоре они расходятся, Васюк шаркает на кухню, Оленька в комнату:

— Где тут моё солнышко? Где наша маленькая Сонечка?

Васюк кладёт пакеты и бережно смотрит на седые волосы и округлую спину бабушки. У неё на плите огромная бледно-желтая кастрюля с отбитой на ручках эмалью.

— Суп из курочки, — сообщает бабушка, — а то питаетесь черти чем.

— Из курочки? — удивляется Васюк, подбираясь ближе к кастрюле. Он берёт прихватку и кладёт на крышку. Сквозь запахи приправ и хрип радио прорывается тревожный крик Оленьки:

— А где Сонечка?

Васюк открывает кастрюлю и утопает в чернильной темноте.

— Здесь.

Молния расколола небо пополам, озарила дачный посёлок вдали и шахты на горизонте, силуэт карьеров, кардиограмму индустриальных окраин. Дождь забарабанил по гравию, вспенил рыжую пыль. Заштриховал диагоналями стекло пригородной электрички. Стук колёс перешёл на рысцу и Артур Кошелев прижал к себе пакет с подарком для сына. Правой рукой он нащупал рукоять пистолета.

Он возвращался домой.

Отяжелевшие ветви каштанов мокро ткнулись в электричий бок, замелькали чудом уцелевшие фонари. Полусгоревшая хата. Огороды, завоёванные сорняком. Белая стена в размашистых граффити, агрессивно-безграмотных. Эмблемы рок-групп, номера телефонов легкодоступных женщин и парней, готовых сделать минет. Перед самым вокзалом, вместо «добро пожаловать», чёрная, тянущаяся на пять метров надпись «ЗДЕСЬ ВАМ ВСКРОЮТ БРЮХО, ВЫРОДКИ».

Станция медленно вплыла в окно электрички и остановилась. Зашипели рессоры. Артур, единственный пассажир в вагоне, поёрзал на деревянной лавке. Здание вокзала — безвкусица и гигантизм, плесень с позолотой. Зелёные почтовые ящики, кусты шиповника вокруг перрона. Резвящиеся под дождём дети. Погодки, ровесники Вани.