Стивен Кинг - Если она кровоточит

Между тем до восьми часов еще очень далеко, и именно тогда полицейская машина обычно съезжает на обочину, а полицейский высовывается из пассажирского окна, чтобы сказать ему, что пора собираться. А потом он позвонит Маку. А пока надо делать деньги. Он ставит свою шляпу-Хай и разбивает тарелку, затем добавляет колокольчик, потому что это похоже на коровий колокольчик в такой день.

Джаред и Мак работают неполный рабочий день в "докторских записях" на Ньюбери-Стрит, но в хороший день Джаред может заработать почти столько же. И Буск-барабанная дробь на Санни Бойлстон-стрит, конечно, лучше, чем пачулийская атмосфера доков и долгие разговоры с фанатами пластинок, ищущими Дэйва Ван Ронка на Фолквэях или мертвые раритеты на виниле Пейсли. Джареду всегда хочется спросить их, где они были, когда "Тауэр Рекордс" пошла ко дну.

Он бросил Джульярдскую школу, которую называет—с извинениями перед Кей Кайзер-колледжем музыкальных знаний. Он продержался три семестра, но в конце концов это было не для него. Они хотели, чтобы ты думал о том, что делаешь, а что касается Джареда, то ритм-это твой друг, а мышление-враг. Он иногда бывает на концертах, но группы его не очень интересуют. Хотя он никогда этого не говорит (Ладно, может быть, раз или два, пока был пьян), он думает, что, возможно, сама музыка-враг. Он редко задумывается об этих проблемах, как только оказывается в нужном месте. Как только он входит в ритм, музыка становится призраком. Тогда только барабаны имеют значение. Лучшие.

Он начинает разминаться, сначала легко, в медленном темпе, без коровьего колокольчика, без Тома и без римшотов, не обращая внимания на то, что Волшебная шляпа остается пустой, за исключением его двух смятых долларов и четвертака, брошенных (презрительно) ребенком на скейтборде. Время еще есть. Здесь есть вход. Как и предвкушение радости осенних выходных в Бостоне, найти вход-это половина удовольствия. Может быть, даже большая его часть.

Дженис Холлидей возвращается домой после семи часов работы в "Пейдж энд Пейдж", тащась по Бойлстону с опущенной головой и крепко зажатой сумочкой. Она может пройти пешком весь путь до Фенуэя, прежде чем начнет искать ближайшую станцию метро, потому что прямо сейчас ей нужно идти пешком. Ее шестнадцатимесячный бойфренд только что порвал с ней. Бросил ее, чтобы не ставить слишком тонкую точку в этом вопросе. Пинком отбросил ее на обочину. Он сделал это по-современному, по тексту.

Мы просто не подходим друг другу.

Тогда: ты всегда будешь в моем сердце!

Тогда: Друзья на4ечно OK?

Не подходят друг для друга, вероятно, означает, что он встретил кого-то и проведет выходные с ней, собирая яблоки в Нью-Гэмпшире, а потом будет трахаться в каком-нибудь B&B. Он не увидит Дженис сегодня вечером или когда-нибудь, в шикарной розовой блузке и красной юбке-обертке, которую она носит, если только она не напишет ему фотографию с сообщением , что это то, чего тебе не хватает, ты куча .

Это было совершенно неожиданно, вот что заставило ее снова встать на пятки, как будто дверь захлопнулась у тебя перед носом, когда ты уже собиралась войти в нее. Уик-энд, который сегодня утром казался ей полным возможностей, теперь кажется ей входом в полую, медленно вращающуюся бочку, в которую она должна заползти. В субботу она не придет на работу в "Пи-энд-Пи", но, может быть, позвонит Мейбеллин и спросит, сможет ли она хотя бы заехать в субботу утром. В воскресенье магазин закрыт. Воскресенье лучше не считать, по крайней мере сейчас.

- Друзья навеки моя задница.” Она говорит это своей сумочке, потому что смотрит вниз. Она не влюблена в него, никогда даже не обманывала себя, но все равно это ужасное потрясение. Он был хорошим парнем (по крайней мере, она так думала), довольно хорошим любовником, и с ним было весело, как говорится. А теперь ей двадцать два года, и ее бросили, и это полный отстой. Она думает, что выпьет немного вина, когда вернется домой, и поплачет. Поплакать было бы неплохо. Терапевтически. Может быть, она включит один из своих плейлистов биг-бэнда и потанцует по комнате. Танцую сам с собой, как говорится в песне Билли Идола. Она любила танцевать в старших классах, и эти пятничные танцы были счастливыми временами. Может быть, ей удастся вернуть себе немного этого счастья.

Нет, думает она, эти мелодии—и эти воспоминания—просто заставят тебя плакать еще сильнее. Старшая школа была очень давно. Это реальный мир, где парни расстаются с тобой без предупреждения.

Впереди, через пару кварталов, она слышит барабанный бой.

Чарльз Кранц—Чак, если верить его друзьям, - идет по Бойлстон-стрит, одетый в доспехи бухгалтера: серый костюм, белая рубашка, синий галстук. Его черные ботинки Сэмюэля Виндзора стоят недорого, но прочные. Его портфель болтается рядом. Он не обращает никакого внимания на болтающую после работы толпу, кружащуюся вокруг него. Он сейчас в Бостоне, на недельной конференции под названием "банковское дело в XXI веке". Он был послан своим банком "Мидвест Траст", все расходы оплачены. Очень мило, хотя бы потому, что он никогда раньше не бывал в Бинтауне.

Конференция проходит в отеле, который идеально подходит для бухгалтеров, чистый и довольно дешевый. Чак наслаждался выступлениями ораторов и дискуссионными группами (он был в одной группе и должен быть в другой до окончания конференции завтра в полдень), но не имел никакого желания проводить свободное от работы время в компании семидесяти других бухгалтеров. Он говорит на их языке, но ему нравится думать, что он говорит и на других языках. По крайней мере, он это сделал, хотя часть словарного запаса теперь утрачена.

Теперь его благоразумные оксфорды Сэмюэля Виндзора выводят его на дневную прогулку. Не очень волнующе, но вполне приятно. В наши дни вполне достаточно приятного. Его жизнь уже не та, на которую он когда-то надеялся, но он смирился с этим. Он понимает, что сужение - это естественный порядок вещей. Приходит время, когда ты понимаешь, что никогда не станешь президентом Соединенных Штатов, и вместо этого соглашаешься быть президентом Джейси. Но есть и светлая сторона. У него есть жена, которой он скрупулезно предан, и умный, добродушный сын, который учится в средней школе. Ему осталось жить всего девять месяцев, хотя он этого еще не знает. Семена его конца—места, где жизнь сужается до последней точки, - посажены глубоко, туда, куда никогда не попадет нож хирурга, и в последнее время они начали пробуждаться. Скоро они принесут черные плоды.

Для тех, кто проходил мимо него—студенток в ярких юбках, студентов в кепках "Ред Сокс", безукоризненно одетых американцев азиатского происхождения из Чайнатауна, матрон с их сумками для покупок, ветерана Вьетнама, протягивающего огромную керамическую чашку с американским флагом и девизом "эти цвета не бегут по боку", - Чак Кранц, несомненно, должен был выглядеть олицетворением белой Америки, застегнутой на все пуговицы и заправленной в брюки, и все это было похоже на погоню за долларом. Да, он и есть это существо, трудолюбивый муравей, прокладывающий свой предначертанный путь сквозь стаи жаждущих удовольствий кузнечиков, но он также и другое существо. Или был им.