Стивен Кинг - Если она кровоточит

Она встает на колени, произносит свою ночную молитву и ложится в постель.

Шарлотта, Холли и дядя Генри сидят в одном из углов общей комнаты "Роллинг Хиллс", которая была украшена к Рождеству. Там есть ленты мишуры и сладко пахнущие ароматные палочки, которые почти забивают более постоянный аромат мочи и отбеливателя. Там есть елка, увешанная гирляндами и леденцами. Из динамиков льется рождественская музыка, усталые мелодии, без которых Холли могла бы счастливо прожить всю оставшуюся жизнь.

Местные жители, похоже, не слишком преисполнены праздничного настроения; большинство из них смотрят рекламный ролик для чего-то под названием The Ab Lounge, изображающий горячую цыпочку в оранжевом трико. Несколько человек отвернулись от телевизора, некоторые молчат, некоторые разговаривают друг с другом, некоторые разговаривают сами с собой. Пучок старушки в зеленом домашнем халате согнулся над огромной мозаикой.

“Это Миссис Хэтфилд, - говорит дядя Генри. “Я не помню ее имени.”

- Миссис Брэддок говорит, что ты спас ее от неудачного падения, - говорит Холли.

“Нет, это была Джулия, - говорит дядя Генри. - Там, в Стра-а-а-рой плавательной яме.- Он смеется, как смеются люди, вспоминая былые дни. Шарлотта закатывает глаза. “Мне тогда было шестнадцать, и, кажется, Джулии тоже . . .- Он замолкает.

- Дай мне взглянуть на твою руку” - приказывает Шарлотта.

Дядя Генри вскидывает голову. “Моя рука? Зачем?”

“Просто дай мне посмотреть.- Она хватает ее и задирает ему рукав рубашки. Там есть довольно большой, но не особенно заметный синяк. Для Холли это выглядит как испорченная татуировка.

“Если они так заботятся о людях, мы должны подать на них в суд, а не платить им, - говорит Шарлотта.

- С кем судиться?- Говорит дядя Генри. А потом со смехом добавляет: - Хортон слышит кого! Детям это очень понравилось!”

Шарлотта встает. “Я пойду выпью кофе. Может быть, еще одна из этих маленьких терпких штучек. Холли?”

Холли отрицательно качает головой.

“Ты опять ничего не ешь” - говорит Шарлотта и уходит, прежде чем Холли успевает ответить.

Генри смотрит ей вслед. “Она никогда не сдается, Да?”

На этот раз смеется Холли. Она ничего не может с этим поделать. “Нет. Она-нет.”

“Нет, никогда не бывает. Ты же не Джейни.”

“Нет.- И ждет.

“Так и есть . . .- Она почти слышит, как крутятся ржавые шестеренки. “Холли.”

“Совершенно верно.- Она похлопывает его по руке.

“Я бы хотел вернуться в свою комнату, но не помню, где она находится.”

“Я знаю дорогу” - говорит Холли. “Я возьму тебя с собой.”

Они вместе медленно идут по коридору.

“А кто такая была Джулия?- Спрашивает Холли.

- Хорошенькая, как утренняя заря” - говорит дядя Генри. Холли решает, что этого ответа вполне достаточно. Конечно, это была лучшая поэтическая строчка, чем та, что она когда-либо писала.

В его комнате она пытается подвести его к стулу у окна, но он высвобождает свою руку и идет к кровати, где сидит, зажав руки между бедер. Он похож на пожилого ребенка. - Пожалуй, я прилягу, милая. Я очень устал. Шарлотта меня утомляет.”

- Иногда она и меня утомляет, - говорит Холли. В прежние времена она никогда бы не призналась в этом дяде Генри, который слишком часто был сообщником ее матери, но теперь это совсем другой человек. В каком-то смысле он был гораздо более мягким человеком. Кроме того, через пять минут он забудет, что она это сказала. Через десять лет он забудет, что она была здесь.

Она наклоняется, чтобы поцеловать его в щеку, а затем останавливается с губами чуть выше его кожи, когда он говорит: Почему ты боишься?”

“Я нет—”

“О, так оно и есть. Ты.”

“Хорошо, - говорит она. “Так и есть. Я боюсь.- Какое облегчение признать это. Чтобы сказать это вслух.

“Твоя мать . . . моя сестра. . . это вертится у меня на кончике языка . . .”

“Шарлотта.”

“Да. Чарли-трусиха. Так было всегда, даже когда мы были детьми. Она вообще не хотела заходить в воду . . . место . . . - Я не могу вспомнить. Ты была трусом, но выросла из этого.”

Она изумленно смотрит на него. Безмолвно.

“Выросла из этого, - повторяет он, затем сбрасывает тапочки и опускает ноги на кровать. - Я собираюсь немного вздремнуть, Джейни. Это не такое уж плохое место, но я хотел бы иметь эту штуку . . . эта штука, которую ты крутишь . . .- Он закрывает глаза.

Холли идет к двери, опустив голову. По ее лицу текут слезы. Она достает из кармана салфетку и вытирает их. Она не хочет, чтобы Шарлотта их видела. - Жаль, что ты не помнишь, как спас эту женщину от падения, - говорит она. - Помощница медсестры сказала, что ты двигался молниеносно.”

Но дядя Генри ничего не слышит. Дядя Генри уже заснул.

Из отчета Холли Гибни детективу Ральфу Андерсону:

Я рассчитывала закончить эту работу вчера вечером в Пенсильванском мотеле, но тут возникла семейная проблема, и я поехала к матери домой. Быть здесь очень трудно. Есть воспоминания, и многие из них не очень хорошие. Но сегодня я останусь здесь. Так будет лучше, если я это сделаю. Мама сейчас в отъезде, покупает вещи для раннего рождественского ужина, который, вероятно, не будет вкусным. Кулинария никогда не была одним из ее талантов.

Я надеюсь закончить свои дела с Четом Ондовски—во всяком случае, с тем, кто так себя называет,—завтра вечером. Мне страшно, и нет смысла лгать об этом. Он пообещал никогда больше не делать ничего подобного школы Макриди, пообещал сразу, даже не подумав, и я этому не верю. Билл этого не сделает, и я уверен, что ты тоже. Теперь у него есть к этому вкус. Он может также иметь вкус к тому, чтобы быть героическим спасателем, хотя он должен знать, что привлекать к себе внимание-плохая идея.

Я позвонила Дэну Беллу и сказала ему, что намерена покончить с Ондовски. Я чувствовала, что как бывший полицейский он сам все поймет и одобрит. Он так и сделал, но велел мне быть осторожнее. Я постараюсь это сделать, но я бы солгала, если бы не сказала, что у меня очень плохое предчувствие по этому поводу. Я также позвонила своей подруге Барбаре Робинсон и сказала ей, что останусь у мамы в субботу вечером. Мне нужно убедиться, что она и ее брат Джером думают, что завтра меня не будет в городе. Что бы ни случилось со мной, я должна знать, что они не подвергнуться риску.

Ондовски беспокоится о том, что я могу сделать с полученной информацией, но он также уверен в себе. Он убьет меня, если сможет. И я это знаю. Чего он не знает, так это того, что я уже бывала в подобных ситуациях и не стану его недооценивать.

Билл Ходжес, мой друг и когда-то партнер, вспомнил обо мне в своем завещании. В его страховом полисе была страховка на случай смерти, но были и другие подарки, которые значили для меня еще больше. Один из них был его служебным оружием, А.38 Смит-и-Вессон военный и полицейский револьвер. Билл сказал мне, что большинство городских полицейских теперь носят "Глок-22", который содержит пятнадцать патронов вместо шести, но сам он был старой школы и гордился этим.