Сергей Алексеев - Пятый всадник

Взяв наизготовку нож и не сводя взгляда с бандита, он медленно двинулся вперед. Сил на манёвры не оставалось. Если разобраться, сил не оставалось даже на то, чтобы пройти эти двадцать шагов – но именно поэтому он и не разбирался. Он шёл.

Главное при выслеживании добычи, знал он точно – не делать резких движений. Не шуметь. Пусть эта сволочь обнаружит его как можно позднее. Подпустит к себе. А там…

Женский вскрик, ругательство, удар, всхлип.

Бандит завозился, озираясь… обернулся… и замер.

В скудных остатках света Ромка увидел, как на лице бандита недоумение сменилось недоверием, растерянностью – и окончилось страхом.

– Ты сдох! – выкрикнул он, поднимая автомат и поднимаясь сам.

Правая его рука была перемотана окровавленными тряпками и беспомощно свисала, приклад неуклюже зажат подмышкой. Левая тряслась, и ствол плясал, выписывая восьмёрки.

– Я тебя помню! Я грохнул тебя в отеле! Ты дохлый! Падла, сука грёбаная, ты сдох, сдох, ты трупак!!!..

Очередь прогремела в тишине, рубанула деревья над головой.

Вперёд.

– Ты околел, загнулся, свернулся, окочурился! – хрипя, бандит выдернул пустой рожок и вставил другой. – Ты падаль, жмур, мертвяк!

Очередь ударила в землю перед ногами парня, и ствол увело вбок.

Вперёд.

Новый рожок – и на Ромку уставились налитые ужасом, абсолютно безумные глаза – и дуло автомата. Палец на крючке начал ход.

– Ты…

Ромка взмахнул рукой – точное, выверенное движение, как на тренировке – и клинок сорвался с пальцев.

– Ты… – выдохнул бандит, схватился за рукоять ножа, внезапно появившуюся в солнечном сплетении… и рухнул на землю.

Пятый бандит отыскался в телеге, мёртвый, уложенный рядом с пленницами, и внутренний стержень, удерживающий Ромку последние часы, точно ослаб. Непослушными руками он разрезал верёвки, спутывавшие руки и ноги женщин, осел на край воза, навалился на ящики и закрыл глаза. «Вот теперь можно и помереть… или поспать… Как получится…»

Мир вокруг закачался и поплыл. Освобожденные женщины рыдали, порываясь обнять то его, то друг друга, и безостановочно несли какую-то околесицу.

– Оно гремит, светло, как днём, а ты идёшь!

– Ромочка, прости, это я тебя увидала да сойкала! А он повернулся!

– Так как не сойкать-то было, Ивановна! Он же как по ковру шёл! Я даже подумала – всё, Натаха! Кукушечка пришла, готовь скворечник!

– А молниями-то как шарахало!

– Я аж думала, до нас достанет!

Чувствуя, что реальность каким-то непонятным образом перетекает в бред, причем коллективный, Ромка помирание отложил и приоткрыл глаза.

– Что… шарахало?.. Какими… молниями?

– Как это – какими? – Ивановна удивлённо заморгала. – Электриными, известно какими!

– Э… чьми?

– Электриными! – Натаха выразительно ткнула в прогалину, по которой он шёл. – Такую здоровущую, как эта, редко встретишь!

Ромка подскочил, словно облитый кипятком, и уставился в тёмное пустое пространство между поваленной сосной и дорогой.

Электра?! Здесь?! Перед ним?! И он по ней… И он ее не… не… не…

И тут детали головоломки сложились. И рожа бандита, увидевшего его вышагивающим по электре-переростку аки посуху, и двое, разорванные воронкой, в которой не было никакого прохода, и горошина из подвала, невесть как забравшаяся в медальон и принятая бандитом за золото, и… может… его жизнь? Со сквозной раной в груди выжить и бегать целый день… Если на людей горох действует как парализующее и кровопускающее, то на него, выходит, с точностью до наоборот?

На людей. А он, получается, не человек? Мутант?

Ошарашенный неожиданным открытием, Ромка прислушался к себе, но кроме ощущения, что его долго били, а потом переехали телегой, не уловил ничего. Может, он нормальный человек, только эволюционировавший, как учили на биологии? Или это и есть «мутант»?..

Хотя какая разница, мутант или нет! Если бы больше имелось таких, как он, сколько проблем и ограничений перестало бы существовать! Сколько хороших земель стало бы доступно для обработки, сколько дорог восстановилось! Сколько людей не погибло бы в малозаметных или блуждающих аномалиях! У человечества появилось бы новое будущее!..

А пока всё, что у него имеется – один мутант, и тот дырявый как решето.

Размечтался.

– …эх, жалко, что темнело уже, – разочарованно вздохнула до сих молчавшая чернявая круглолицая девушка. – Не разглядела я толком ничего.

– Насть, ты тогда уж сама вообрази, как можешь.

– Представь – электра эта страхолюдная заходится, как истеричка на базаре… – Натаха взмахнула руками и зверски вытаращила глаза.

– …и Ромочка, в отсветах весь и в молниях, с ножом напролом прёт! – восхищенно выпятила грудь колесом Ивановна.

Ромка представил себя, прущего с ножом в отсветах и в молниях – грязный, рубаха рваная в крови засохшей, синяк на полморды, ноги негнущиеся – и гыгыкнул. Увидь он такое, на месте бандита тоже струхнул бы, поди.

Но Ивановна поняла его смешок по-своему:

– Ромочка, ты не обращай внимания. Это мы Настюхе чего видели, описываем.

– Так-то она у нас девушка хорошая, только вот слепой уродилась…

Тёте Вале стало плохо. Она побледнела, покачнулась и, едва не ударившись об угол стола, упала на пол. При падении задела цветок в горшке и тот грохнулся рядом, обсыпая землёй всё вокруг. Максимка даже не сразу догадался, что случилось, так и сидел на кресле, опустив на колени раскрытую на середине книгу и ошарашенно глядел как женщина сотрясается в судорогах на полу, вся присыпанная землей.

А потом словно ударило молнией. Понял – приступ. Такое уже случалось однажды, ещё когда он совсем маленький был, ещё когда мама живая была… Надо на бок перевернуть. И под голову что-то подложить. А потом… потом…

Мальчик отбросил книгу, подбежал к тётке, начал мычать, пытаясь выведать что надо сделать ещё, чтобы ей полегчало. Но та лишь икнула и её натужно вырвало чем-то темно-зеленым, пахнущим прогорклым.

Максимка смел с её лба землю, убрал от лица острые осколки глиняного горшка. Наверное, надо какие-то уколы сделать? «Скорую» вызвать?

– Лекарства… – только и смогла прохрипеть тётя Валя, смотря красными от натуги глазами на коробку из-под обуви, в которой хранила все свои многочисленные таблетки.

Максимка метнулся к аптечке, схватил её и вновь подсел к лежащей.

Та, не поднимая головы, наощупь достала нужный флакон, свинтила колпачок. Дрожащими руками неловко перевернула бутылёк, чтобы высыпать на пол пилюли – не время сейчас заботиться о чистоте, потом, когда легче станет, всё приберёт. Но вместо таблеток на пол упал лишь шарик ватки.

«И зачем его туда кладут? – подумал Максимка, рассеяно глядя на белый комок. – Чтобы таблетки не шумели и не бились друг об друга? Или чтобы влагу впитывала? Или, может, пыль не попадала? Так ведь крышка для этого есть».