Сергей Алексеев - Пятый всадник

– В очко тебе твою пукалку жашунем! – тот же шепелявый хрип – но гораздо ближе.

Двое.

Бежать? Драться? За грудину словно уголь бросили, во рту солёный привкус, перед глазами круги – и драчун, и бегун из него сейчас хреновый, но если прижаться спиной к той огромной сосне… и успеть поднять толстый сук с земли…

Ромка почувствовал, как его схватили за рубашку, рванулся из последних сил – откуда только взялись! – и ткань затрещала, оставляя в руке преследователя заскорузлый от крови лоскут.

Парень бросился к месту последнего боя, не сводя взгляд с сука. Только успеть, только успеть, только…

Дикий вопль, слившийся с другим и мгновенно прервавшийся, заставил его споткнуться. В падении он вцепился в заветный сук, перекатился, вскочил – розовая пена на губах, в груди ад, в глазах – круговерть, яростно взмахнул – и почувствовал, что оружие его прошло сквозь воздух. Взмахнул снова, ожидая ответного удара, и снова, лихорадочно силясь предугадать, откуда придёт ответ и где враги.

Когда мир перестал раскачиваться, как сумасшедший, Роман закрутил головой по сторонам, протирая глаза, сук наготове… но никого не нашёл. Неспешно окунающийся в сумерки лес, буйство красок в предзакатном небе, вздохи ветра в кронах – и всё. Не понимая, что происходит, он сделал несколько шагов в том направлении, откуда бежал – и замер. Под ногами его валялся сломанный арбалет. Рядом – покорёженный автомат. Чуть дальше – ботинок. В ботинке…

Отвернуться он не успел – вырвало его тут же, а едва в голове прояснилось, как Ромка, белый словно саван, выронил сук и попятился, забыв дышать. Разломить рессору – дугу арбалета, изогнуть металл и разорвать человека – двух человек – на части могла только воронка.

Или несколько.

Ромка метнулся взглядом вокруг, узнавая предметы, минуту назад казавшиеся ему непонятными: пистолет, врезавшийся в ствол сосны, почти целые головы, руку в рукаве, гребёнку ребер…

В желудке ничего не оставалось, но сухие спазмы снова заставили его согнуться пополам. Ужас боролся с облегчением: вслепую пробежать по границе между воронками… которую и камнями-то не всегда нащупаешь…

Удача!

Неужели медальон?..

Не веря себе, продолжая пятиться, Ромка трясущейся рукой выудил из кармана завёрнутую в обрывок целлофана семейную реликвию.

Удара по голове он почти не почувствовал.

– Ну-ка, ну-ка, чего у нас там такое…

Рома ощутил, как кто-то разжал его пальцы и взял медальон. Одновременно с возвращением сознания голова взорвалась болью, толчками расходящейся от левого уха. Грудь, наверное, из солидарности, отозвалась тем же.

– Н-н трж-ж-жь… – прохрипел он, силясь сфокусировать взгляд на лице человека, присевшего над ним на корточки. Белобрысый… узкое лицо… нос перебит… Незнакомый.

Бандит?!

Осознание мелькнуло в Ромкиных глазах, и мужик довольно оскалился:

– Ссышь, когда страшно?

И более внимательный взгляд:

– Слушай, где я тебя раньше видел? Недавно совершенно. Вчера? Позавчера?

– С… с-свол…

Задыхаясь от ярости, Ромка попытался встать, но пренебрежительный удар в лицо отправил его на мягкую подстилку из прошлогодних игл со звенящей набатом головой и новым приступом тошноты.

– Так чего у тебя там, говоришь? – продолжил бандит в тоне светской беседы и, не дожидаясь ответа, принялся разворачивать целлофан.

– Н-н-н… – прорычал Ромка и получил тычок в простреленные рёбра: заткнись.

Отбросив пакет, белобрысый озадаченно повертел непонятный предмет и заглянул внутрь. Глаза его тут же радостно расширились:

– Ах ты ж, мать твою за ногу!.. Золотишко! А ну-ка, делись с дядей Гогой!

Ромка опешил. Золото? В медальоне? Но он же пустой!

Бандит наклонил медальон над ладонью, потряс, словно внутри и впрямь было что-то, что могло выпасть – и застыл. Рот его открылся, глаза выкатились, с губ поползла слюна – и он, содрогаясь, повалился набок как тряпичная кукла. Из носа, ушей и рта хлынула кровь.

– Ч-что… Ч-что… Ч-что за… – потрясённо бормотал Ромка, не находя не только ответов, но и вопросов, поднимаясь, пятясь, стремясь оказаться как можно дальше от этой неведомой жути.

Когда, наконец, он смог подняться, остекленевшие глаза бандита невидяще пялились в небо.

Потихоньку приходя в себя, парень перетряхивал свои небогатые медицинские знания. Что это было? Инсульт? Гипер… тензия? Или тония?.. Запущенная лучевая болезнь? В любом случае, когда человек, собирающийся тебя прирезать, вдруг умирает сам по себе просто так… Это уже не просто удачное совпадение. Это… это… Чудо?

Чушь какая-то…

Или чудо?

Усилием воли Роман заставил себя вернуться к действительности.

Минус три. Еще где-то два. Как минимум один должен караулить воз.

«Значит, нам туда дорога…» – мелькнул в памяти обрывок старинной песенки, и Ромка угрюмо усмехнулся.

С благоговением упрятав медальон на место, он обыскал мертвеца. Из оружия – только нож и лук со стрелами. Но луком Ромка пользоваться не умел, поэтому выбор был невелик. Отстегнув ножны с ремня белобрысого, он сделал попытку сориентироваться по заходящему солнцу.

«Я бежал оттуда. Большей частью прямо. То есть телега там. Вперёд.»

Дорогу и воз он нашел, когда сумерки уже опустились на землю застиранным промозглым покрывалом. Обессиленный, не теряющий сознания только потому, что при таком разнообразии видов и источников боли отключиться просто не получалось, он навалился на ствол и уткнулся лбом в шершавую кору. Из растревоженной раны в груди и на спине сочились тёплые струйки.

Всё. Упасть, уснуть… да даже умереть… только не сделать сегодня больше ни единого шага… ни единого движения…

Женщина с телеги что-то тихо попросила, послышался смачный звук удара, и слова оборвались вскриком.

Ромка зло вскинул голову. Добей гадов и умирай, сколько влезет, боец!

Осторожно раздвинув ветки, он принялся изучать место последнего боя.

Кони стояли, вяло обмахиваясь хвостами. В кузове горой возвышались ящики с патронами и лекарствами норильцев. Женщин видно не было, а бандит с автоматом – один, то ли к облегчению, то ли к огорчению парня – сидел, привалившись к грузу.

Спиной к Ромке.

Голова и плечи головореза возвышались над ящиками, поворачиваясь то вправо, то влево, но никогда назад.

Двадцать шагов – снова прикинул он расстояние от поваленной сосны до дороги. Пустое пространство. Был бы у него сейчас пистолет… а лучше – двустволка… а еще лучше – снайперка… и снайпер к ней…

Скривив разбитые губы в усмешке, Ромка с трудом опустился на четвереньки, прополз под комлем и поднялся, хватаясь за ветки. Лучше быть пристреленным стоя, чем лёжа. К тому же он не был уверен, что сможет встать на ровном месте.