Сергей Алексеев - Пятый всадник

Яростно отмахнувшись от тупой боли в руке и груди, Ромка вскочил, едва снова не теряя сознание – и оказался головой вровень с краем пола.

«Подвал! Бандиты скинули нас в подвал!»

И тут же вторая мысль:

«Горох!!!»

Забыв про боль и про раны, он на четвереньках взлетел по щербатой лестнице и рухнул ничком, тяжело дыша. Не докатился до него. Повезло! Хоть в чём-то…

Ухватившись за подоконник, он поднялся.

Куда теперь?

Стрелы из него не торчали. Что-что, а экономить боезапас бандиты умели. При резком вдохе от боли в груди хотелось взвывать, но кровотечения не было. Пошевелил пальцами правой руки – работают. Где вход-выход стрелы – кровавая корка. До Норы доберётся.

Шаг вперед.

Стоп.

Ну, доберётся. И что? Что скажет? И зачем он, слепой нахлебник, нужен там? Когда все мужики жизни свои кладут, он, здоровый семнадцатилетний лоб, с бабами винтики точит и чертёжики чертит!

Ощущение, что он мог бы предотвратить случившееся, если бы вовремя понял, как, что он что-то не сделал, не подумал, не предусмотрел, не догадался, а должен был, накрыло внезапно, вгрызлось в душу и разорвало ее на куски, а что уцелело – искромсала вина. Он остался в живых. Он, самый бесполезный боец отряда! Зачем?!

Ответ, одинокий и холодный, как последний выстрел, пришел сразу. Ромка стиснул зубы, бросил последний взгляд в провал, где в общей луже свернувшейся крови лежали товарищи, и пошёл откапывать схрон деда Гаврилы.

Ночью прошел дождь, и следы телеги были четко видны на размякшей грунтовке. Сначала они шли в направлении Ижа, потом свернули на просёлок. По глине воз катился медленно, то и дело застревая, и бандитам приходилось соскакивать и толкать. Пятеро, насчитал парень, заткнул за ремень «макарова» с единственной обоймой, сунул в рот сухарь и развернул старую карту. Дорога, изгибаясь и петляя, шла на Черновцы, заброшенные лет десять назад, а потом отворачивала на Банное, еще живое. Других населенных пунктов в этом районе не было. Значит, Черновцы – их база…

Он глянул на тени: часа три после полудня. Он идет часа два. Они, скорее всего, с рассвета. По дороге их догонять – не успеть. Срезать?..

Ромка посмотрел в лес, молчаливый не безмятежностью домашнего, норильского, но тишиной притаившегося зверя, и строки учебника ОБЖ замелькали перед глазами: «Кляксы, воронки, грелки, электры, паутины, удавки…»

Стиснув зубы, он двинулся вперед по дороге.

На чужой воз он наткнулся минут через двадцать. Лошади и груза не было, возница лежал лицом в красноватой грязи, а в кузове валялся мёртвый боец. Рома стремительно обошел вокруг, читая следы. Четверо женщин. Трое пересели на телегу бандитов. Четвёртая нашлась чуть поодаль со стрелой в затылке.

«Быть, значит, сегодня в Черновцах веселухе по полной…»

Тяжелая, горячая волна ненависти захлестнула Романа, и он, посылая осмотрительность к чёртовой матери, кинулся в лес. Успеть наперерез. Перехватить. Всадить всё, до последнего патрона. Руками рвать. Зубами грызть!..

Кровавая мгла перед глазами рассеялась быстро, оставляя тупую боль в груди. Мёртвые не только сраму не имут, но и не мстят, и Ромка, с трудом отыскав среди травы несколько камней, осторожно двинулся вперед. Несколько шагов – бросок. Пусто. Пройти еще, снова бросить… и снова… и снова…

Медленно! И к тому же где гарантия, что аномалии не будет в шаге от безопасно упавшего камня? А может, их в округе на десять километров ни одной – и такое встречалось! Слепой, одно слово… Яростно выругавшись, он отшвырнул бесполезные камни. Оставалось только переть напролом и молиться об удаче.

Удача…

Он достал из разорванного стрелой левого кармана чудом не выпавшую трубочку «медальона смерти» прадеда. Свежая царапина с одной стороны. От стрелы? То есть если бы не медальон?.. «На удачу», сказал батя. Пра-пра с ним всю войну целым прошёл. Может, он и вправду заговорённый?

Ромка бережно завернул талисман в пакет из-под сухарей и переложил в правый карман рубахи. Господи, благослови… Затем, понимая, что ни сказать, ни сделать больше нечего, он вытащил «макарова» и, прижимая ладонь к горящей ране в груди, побежал на северо-восток.

Когда перед ним показалась дорога, Ромка уже думал, что сбился с пути. Задыхаясь, отплёвываясь кровью и почти теряя сознание, он выбрался на грязное полотно и впился взглядом в неглубокие колеи. Нет следов! Успел!

Быстрые взгляды по сторонам в поисках места для засады – и вот оно: толстая сосна, исполосованная громадными когтями и вывороченная с корнем – огромной земляной лепёхой, шагах в двадцати от дороги. Стараясь не думать о том, кто устроил ему такое замечательное укрытие, парень обогнул поваленное дерево, расположился поудобнее за корнями, снял пистолет с предохранителя и стал ждать.

Ждать пришлось недолго: не успел он успокоить дыхание и подыскать упор для локтей, как слева послышался знакомый скрип их норильского воза, воскрешая в памяти дом – и товарищей.

– Суки, гады, падлы… – вырвалось сквозь стиснутые зубы, и сердце снова яростно замолотилось, заставляя руки дрожать.

«Спокойно, спокойно, спокойно…» – зашептал Ромка сам себе, понимая, что дай он волю эмоциям – и главной жертвой засады окажется сам. – «Сейчас…»

Из-за поворота метрах в двадцати показалась телега. Взгляд Ромки забегал по людям в ней: возница впереди… бортики опущены, и двое по правому боку… двое по левому… у ящиков, связанные, три женщины… Сзади привязан чужой конь.

Снять возницу и тех, кто слева… Женщин не задеть! И коня! Или лучше возницу и двух передних? Женщины слишком близко!.. Или…

Сивый, утомлённый тяжелой дорогой и грузом, едва тащился, но для парня это время пролетело одним мгновением, и когда воз поравнялся с ним, решения не было всё равно. Но тянуть было некуда, и он, выдохнув и отчаявшись поймать ритм сердца, колотящегося словно у инфарктника, выровнял мушку и нажал на спусковой крючок.

Вообще-то он планировал смотреть поражение после каждого выстрела, но с первым нажатием словно что-то вселилось в него. Даже услышав несколько пустых щелчков затвора подряд, не смог он сразу остановиться, и пришёл в себя только когда у самого лица в корни вонзилось несколько стрел и арбалетный болт.

– Там он! – проорали с телеги. В комель ударила автоматная очередь, осыпая щепой.

Кляня себя, идиота, свою невыдержанность и неудачу, Ромка побежал прочь.

Даже не оборачиваясь, спиной или чем пониже он чувствовал погоню. Петляя как пьяный заяц, мечась от сосны к сосне, парень бежал по лесу на заплетающихся от усталости и слабости ногах, понимая, что преследованию длиться недолго.

– Штой, шука! – донеслось сзади осиплое, и тут же другой голос:

– Не стреляй, живым берём!