Чез Бренчли - Новые страхи [сборник litres]

Несколько человек вокруг меня ахнули. Я поднял голову и увидел молодого полицейского, наводившего оружие. Руки у него тряслись.

– Мадам, сейчас же лечь! Лечь на пол!

– Мой муж…

– Лечь на пол, мать твою!

Одни стали говорить этой женщине, чтобы легла, другие – ругать полицию. Женщина всхлипывала, но, видимо, подчинилась, потому что полицейский оружие опустил.

Бизнесмен с дырой в затылке завибрировал. Пол рядом с ним задрожал. Это звонил его телефон, переведенный на вибровызов. Я чувствовал потребность ответить. Телефон погудел еще секунд двадцать и умолк. В переговорных устройствах полицейских снова запищало. Я опять не смог разобрать, что говорилось.

Тут мне пришло в голову, что страх-то совсем прошел. Клубок напряжения, ощущавшийся в животе и тяжелый, как мешок с цементом, исчез. Просто рассосался. Такая стрельба с многочисленными жертвами в последнее время случается часто. Раз в месяц, иногда даже чаще, прерывают программы передач, чтобы сообщить о новом случае. Снова стреляют, снова жертвы. Школы, железнодорожные вокзалы, территории колледжей, кинотеатры, ночные клубы… аэропорты. Помню, как в первый раз услышал слова «укрыться на месте». После теракта на бостонском марафоне полиция, по существу, ввела военное положение и обходила квартиры в поисках террористов. Тогда СМИ сообщали, что жителям приказали укрыться на месте.

Я всегда пытался представить, через что приходится пройти людям в таких ситуациях. Что они думают? Что чувствуют? Теперь я знаю. Я не почувствовал ничего.

Но помочиться по-прежнему хотелось.

Лужа крови, в которой я лежал, стала остывать. Ладони и пальцы были покрыты ею, как кленовым сиропом. Как ни удивительно, из мертвого бизнесмена все еще текла кровь. Она непрерывно сочилась из головы, как из незакрытого крана. Это, наверно, должно бы показаться отвратительным, но мне не казалось. Казалось восхитительным.

На месте теракта появились спасатели. Полицейские собрались с ними в кучку, потом повернулись к нам. У всех было оружие наготове.

– Так, слушайте. Мы сейчас зачистим это помещение. Вас одного за другим обыщут. После обыска встаете и выходите через те двери. Все время выполняете приказы и держите руки над головой.

Я посмотрел в указанном направлении. За стеклом ярко сияло солнце. Погожий выдался денек.

– Без приказа не вставать и не двигаться. Если будете делать, что вам говорят, все закончится гораздо быстрее. Мы понимаем, что вы напуганы. Кто-то из вас ранен. Но мы не можем рисковать, пока не убедимся, что среди вас нет стрелка.

Он не спросил, поняли ли мы, но несколько человек пробормотали что-то, что можно было принять за согласие. Другие застонали от боли, придя в отчаяние при виде спасателей: помощь так близко и тем не менее так далеко.

Полицейские разошлись парами среди лежавших, которых стали обыскивать одного за другим. Один полицейский держит лежащего на мушке, другой обыскивает. Убедившись, что обыскиваемый не стрелок, давали команду встать. Людям, которые самостоятельно встать не могли, помогали. Затем направляли вставшего к двери, где стояли другие полицейские. Каждый из нас уходил из зоны получения багажа, высоко подняв руки над головой, как и было приказано.

Вскоре пришла моя очередь. Я лежал неподвижно, пока полицейский, похлопывая, ощупал мою одежду. Он стоял настолько близко, что я чувствовал исходившее от него тепло и запах одеколона. Его напарник держал наведенный на меня пистолет. Желание помочиться стало почти невыносимым. Закончив, мне велели встать, поднять руки над головой и идти к дверям, где ждали другие полицейские. Так я и сделал.

Они не заметили мой пистолет, подложенный под лысого бизнесмена, из трупа которого все еще сочилась кровь.

Не заметили они и ожога, оставленного дымовой шашкой у меня на пальце, когда я привел ее в действие.

Я поехал домой и напечатал все это, только сейчас закончил. Не знаю, сколько уйдет на это времени, но, думаю, поймут они довольно скоро. Поймут, что стрелок – это я. Может быть, просмотрят записи, сделанные камерой наблюдения, или кто-то сфотографировал меня на сотовый, когда я открыл огонь и когда все еще не было окутано дымом. Может быть, найдут мои отпечатки пальцев на пистолете.

Я сижу здесь, пытаясь понять, что делать дальше.

Выйти на улицу и продолжить начатое.

Или можно дожидаться их, сидя здесь, укрывшись на месте.

– Не понимаю, – сказала она, с досадой оглядывая церковное кладбище, – зачем мы всегда так за все держимся. За что бы то ни было. Боже мой, мы даже не можем отпустить своих мертвых.

Я ничего не сказал. Я, целый долгий год пытавшийся удержаться за живых, но потерпевший полную неудачу. У меня в гардеробе была урна с прахом, но я понятия не имел, что с ним делать. Только расстаться с ним не мог.

Роуан [17] Говорящее имя, означающее «рябина». … иногда я звал ее моей любимой племянницей, иногда своей крестницей. Ни то, ни другое на самом деле не соответствовало истине, но она была первым ребенком моих старых друзей и была мне дороже кровной родственницы, гораздо дороже веры.

– Хочу, чтобы меня похоронили среди деревьев, – сказала она, – хочу гроб, сплетенный из лозы, и никаких указателей. Просто посадите на могиле дерево и забудьте какое.

– Я мог бы похоронить тебя в море, – бодро произнес я. – Зашить в гамак и положить в ноги пушечное ядро в качестве груза.

– Ты это серьезно?

– Конечно. Для этого мне бы потребовалась лицензия, а насчет гамака я пошутил. В гроб для веса придется положить сталь и бетон, но это возможно. Если захочешь.

У нее было время подумать об этом, пока мы перебирались через перелаз на поле площадью в тридцать шесть гектаров. Она покачала головой:

– Нет. Я не настолько люблю корабли. Или рыбу. Извини, понимаю: я – сплошное разочарование.

– Именно. Тогда, значит, среди деревьев. Не могу обещать, что забуду, где мы тебя посадим, но прослежу, чтобы твои родители не положили под рябиной.

– Это было бы безвкусно, – согласилась она. – Мне, пожалуйста, что-нибудь такое, что вырастет, согнется, станет старым и почтенным. Непригодным для изготовления яхт. Не хочу, чтобы меня спилили и пустили на стройматериалы.

– Жаль. Из тебя получились бы превосходные доски: длинные, прямые, гибкие.

Я, как обычно, выставил в сторону локоть. Она послушно взяла меня под руку, и мы пошли по тяжелому влажному дерну. Между прибрежным утесом и перелазом протоптанной тропинки не было, и по этому коровьему пастбищу мы проходили всякий раз новой дорогой, обходя новые коровьи лепешки и осторожно ступая по старым. Даже и в сапогах. Посередине поля стояла овчарня, мимо которой приходилось проходить, так или иначе. От перелаза к овчарне, от овчарни к морю. Это было естественное, присущее, абсолютное. Данность.