Адам Нэвилл - Никто не уйдет живым [litres]

– Я тут подумал, раз у нас проблемка с прибылью возникла, што ты, может быть, оплатишь еще кусочек муниципального налога, типа. С газом и светом разобрались, но, как мы утром договорились в совете, надо еще и муниципальный налог заплатить. Первый взнос, типа. Так чего ждать понедельника? Это и по телефону делается, типа. Мамой клянусь, все обратно получишь.

– Я не… не понимаю, что…

– Должна же у тебя быть заначка, типа. С той работенки с духами и печеньем, а? Так какая нам польза от бабок, если они где-то запрятаны? Пора пустить их в работу и все такое, учитывая, што ты нам еще за комнату должна.

– За комнату? – Она не могла привести мысли в порядок. Ощущение невозможности – такой ужасной несправедливости и того, что этот непостижимый кошмар все еще продолжается, оставаясь при этом непредсказуемым, – заставило ее онеметь.

– Ага, за эту комнату, которую ты заблевала. Она не сороковник стоит. Я тебе уже говорил. Ты, должно быть, позабыла. Удобно, типа.

Ей чуть было не пришлось удерживать голову руками, чтобы понять, на что он намекает. Это было нелепо, абсурдно.

– Я сделала то, что ты просил. Я заплатила…

– Мы договаривались, што ты со всем разберешься, а ты еще не со всем разобралась, так ведь? С водой порядок. С газом, с электричеством. Спасибо тебе за это, за помощь и все такое. А долг за муниципальный налог до сих пор громадный, и нам нужно сделать первый взнос, штобы они отвязались. Из-за этой мелкой неурядицы, типа, скинуться придется всем. Хорошо, што твоя карточка была у меня на хранении, я ведь так и знал, што настанет время, когда она нам понадобится, типа. Всем нам. Включая тебя.

Ее голова наконец-то прочистилась, или, может быть, ее прочистило омерзение к тому, что стояло перед Стефани. Даже теперь, на этом этапе, когда в комнате над ее головой избили девушку, когда вторая девушка исчезла или была убита, этот идиот в дизайнерском спортивном костюме, пытавшийся сделать из дома бордель и укравший ее карточку, просил расплатиться по его долгам грошами с ее банковского счета.

– Ты… Ты сюда спустился, чтобы попросить меня…

– Я не прошу, я тебе велю, девочка. Хотя ты все обратно получишь.

– Ты сейчас пытаешься украсть мои деньги, чтобы заплатить просроченный налог. После того, как этот… этот… – она не могла произнести его имя, – только что напал на девушку в ее комнате. А Маргарита…

Она замолчала, потому что взгляд Драча ускользнул в сторону, чтобы избегнуть ужаса, проступившего на ее лице.

– Где Маргарита?

– Это тебя не касается. Маленький бытовой конфликт. События вышли из-под контроля, пока меня не было.

– Из-под контроля? Ты с ума сошел?

– Он нет, а я да. Открывай эту сраную дверь, Драч, мудила сердобольный.

Это был Фергал. И он подслушивал их разговор.

Стефани попыталась проглотить ледяной комок ужаса в горле и не смогла.

Лицо Драча напряглось от испуга, большие глаза уставились в пол.

– Все в порядке, типа. Тут никаких проблем.

Кулак, или ботинок, ударился в дверь и сотряс, казалось, все здание.

– Открывай. Ебаную. Дверь. Драч.

Драч засеменил через комнату, подчиняясь Фергалу.

– Нет, – сказала Стефани, или подумала, что сказала. Ужас не давал ей понять. Ее опять тошнило, и что-то случилось со зрением; комната как будто вращалась вокруг нее. Крики Светланы: «Они убивать ее», «Только не сюда», – и ее плач ожили и непрерывно проигрывались в голове Стефани. На глаза навернулись слезы, затуманив крутящуюся комнату.

– Не надо. – Она сглотнула. – Нет.

«Слишком поздно».

Фергал ворвался в комнату. Протолкнулся мимо Драча. Длинной рукой, точно яхтенным гиком, он смел невысокого кузена с ног и приблизился к Стефани, шурша грязной курткой и хлопая изгаженными джинсами. Огромные ноги топали по полу, пока белое веснушчатое лицо и налитые кровью глаза, вонючий рот и желтые зубы неожиданно не оказались совсем рядом, едва не касаясь ее лица. Она закашлялась от запаха – гормонального, животно-резкого, со смесью застарелого и свежего пота, отдающего мочой и чем-то почечным. Ее веки свело инстинктивной судорогой.

Огромная костлявая клешня зарылась в волосы на затылке Стефани. Ее сломало пополам. Согнуло так, что когда она открыла глаза, то увидела перед собой старый ковер. Через шок и ее собственное дыхание, тяжелое и с присвистом, пробилось понимание, что пальцы, вцепившиеся ей в волосы, никогда не разожмутся; грязные щупальца, казалось, прошли сквозь ее череп, чтобы навечно сковать ее мысли холодом ужаса.

За пределами ее ограниченного восприятия происходящего, этой отстраненной фиксации событий, облепившей ее голову мокрой тряпкой, она слышала крики Драча:

– Перестань! Фергал! Перестань! Фергал! Подумай! Подумай об этом! Перестань!

И еще она слышала Фергала, хотя и не была уверена, с кем он разговаривает.

– Ты думаешь, ты типа такая крутая. Но я за тобой наблюдал. Думаешь, я не знаю, кто ты такая? Ошибаешься. Прям очень ошибаешься.

В этот момент Стефани осознала, что он обращается к ней.

– Че ты тут делаешь до сих пор, если зарабатывать не хошь? У тя был шанс съебаться, только ты этого не сделала. На самом-то деле ты об этом думаешь, а? Я ведь прав, да? Я в таких штуках разбираюсь. Кое-кто, такая птичка маленькая, мне все рассказывает. Ты, наверное, знаешь, о ком я, да? Мой старый приятель, который любит девочек. И он хорошо тя разглядел. Говорит, ему понравилось.

– Фергал! Фергал! Брось!

Фергал повернулся к Драчу.

– Бросить? Я щас точно кого-нибудь брошу, если ты за языком следить не будешь. Слишком ты мягкий, Драч. Девчонка ты. Результатов не так добиваются. Ты че, не слушал, чего нам Беннет говорил, а? Единственное, че он нам рассказал полезного – это как добиваться результатов. Но он порой бывал как старая бабка, и ты начинаешь мне его напоминать. Понимаешь, о чем я?

И только тогда, проморгавшись от слез, Стефани заметила ноги Драча, мерявшего шагами ковер, кружившего возле Фергала, подобно нервному мальчишке. И увидела засохшую кровь на зеленых кроссовках, темную, как креозот, забрызгавшую оба носка.

– Э? Э? Я этого терпеть не буду, – тявкнул он на Фергала. – Не после того, што ты взял и натворил. Ты, гондон, – наша главная проблема.

– Наша главная проблема, мудила, это то, чего я в руке держу. Твоя ошибка. Которую ты даже приструнить не смог. Тока трепаться и умеешь, Драч. Чего ты полезного сделал, а? Ничего. Нихуяшеньки, вот и все. Все, что мы имеем, я сюда притащил.

Фергал потряс головой Стефани, и она почувствовала, как вырываются из кожи корни волос. По щекам лились слезы, между губ стекала слюна.

Фергал сплюнул на ковер.

– Вот это твой вклад, и я боюсь, что от него одни неприятности. Я дал те время до выходных, чтобы ты пустил ее в работу, а ты все равно ни черта не добился. Херней страдал, в копилку к ней залезть пытался, когда она уже по четыре мужика в день должна была окучивать. Потому что ты, Драч, жопу от локтя отличить не можешь. Потому что слишком ты, сука, мягкий. Так вот, слушай, чего я буду делать. Я все объясню очень доходчиво. И если ты окажешь мне услугу и посмотришь внимательно, то, может, и научишься чему. Ясно?