Адам Нэвилл - Никто не уйдет живым [litres]

Олену Ковалик нашли в заросшем саду, в шести футах от дуба; она лежала лицом вниз под тремя футами черной каменистой почвы и заваленных мусором сорняков. Обнаженный и завернутый в полупрозрачную пленку, труп Ковалик со временем обратился в чудовищный суп из волос, разложившихся тканей и органов, из которого, как мертвые ветви из болота, проступали рябые кости.

Изучив положение костей ног Ковалик и положение удавки, судмедэксперты пришли к выводу, что ее лодыжки когда-то привязали к горлу садовым шпагатом. Это и была причина смерти: шпагат медленно и неотвратимо задушил двадцатичетырехлетнюю девушку, но только после того, как ее закопали живьем в холодную почву.

Могилу Олены Ковалик вырыли в неровной земле в десяти футах от садового сарая, расположенного неподалеку от задней ограды и ряда елей, закрывавших дом № 82 от примыкающих участков на соседней улице.

Останки Симоны нашли в трех футах от Олены, примерно в том же состоянии и тоже лицом вниз. Однако, хотя Дубраве также связали руки и ноги и задушили ее, вдобавок девушку похоронили так, что ее таз и ягодицы были подняты над грудой битого кирпича, словно в жесте соблазнения. В смерти, как и в жизни, ей отказали в достоинстве.

Олена Ковалик была украинкой, Симона Дубрава – чешкой. Было известно, что они работали проститутками на Эджхилл-роуд между 1999 и 2001 годами. Их опознали по зубам и золотым пломбам. Определить, исчезли ли волосы, было нельзя, но у каждой не хватало пальца на ноге. Удушены, а затем изуродованы. Вину за убийства возложили на покойного Артура Беннета, всю жизнь совершавшего преступления на сексуальной почве, последнего владельца дома, которому вскоре предстояло стать самым печально известным строением в Британии.

Эмбер шмыгнула носом и вытерла слезы со щек.

Лишь одну из девушек когда-либо объявляли в розыск: Симону Дубраву.

Семья Олены Ковалик не сообщила властям об ее исчезновении, и Эмбер поняла, что этот факт до сих пор мог вызвать у нее слезы каждый раз, когда она видела ее фотографию. Та же судьба – презрительное забвение – скорее всего, ожидала бы и ее, умри она, задушенная дешевым пакетом Драча.

Когда Эмбер впервые увидела фотографии Олены, в основном сделанные в различных полицейских участках Европы (ее арестовывали в Бельгии и Германии за проституцию и мелкие преступления, связанные с наркотиками), то немедленно вспомнила, где видела девушку раньше: стоящей в саду, рядом с забытым и грязным матрасом, курящей сигарету.

Олена Ковалик торговала собой, чтобы платить за наркотики, на которые ее подсадил в 1996 году прежний парень, мелкий преступник. Неизвестно, как она попала в Британию, но, скорее всего, Олена начала работать на Беннета добровольно, хотя полной информации об их договоренностях найдено не было и, видимо, не будет никогда; в преступном мире редко ведут документацию.

О Симоне Дубраве было известно больше. Она покинула дом и пересекла границу родной страны, не подозревая, что ее виза была поддельной; она думала, что будет работать секретаршей генерального директора компании по разработке программного обеспечения в Мюнхене, но вскоре обнаружила, что ее обманула преступная группировка, после чего ее заставили работать во множестве борделей по всей Европе, изначально в Одессе, где она была вынуждена ублажать дальнобойщиков.

К тому времени, как Симону Дубраву переправили в Англию, проституция была всем, что она знала. Фактически, она была секс-рабыней с семнадцати лет. Она досталась Беннету через кого-то, с кем он познакомился в тюрьме, отбывая срок за попытку изнасилования в 1997 году.

Ко всеобщему ужасу появились предположения, что Симона никогда не покидала дом на Эджхилл-роуд с тех пор, как попала в него; двое свидетелей признались, что она была прикована к постели, когда «развлекала» их. Один был уверен, что не раз встречался с Симоной Дубравой в комнате на втором этаже – той самой, осознала Эмбер, что находилась по соседству с ее собственной.

Когда тот же самый свидетель, бывший регулярным клиентом, узнал от Артура Беннета, что Симона в доме № 82 больше не работает и вернулась домой в Польшу, у него возникли подозрения, но он не нашел в себе силы ими поделиться – в то время у него была жена и трое детей. Свидетель знал, что Симона была чешкой, а не полькой, потому что они часто разговаривали о Праге.

Свидетель, или ее «ухажер», как он себя называл, был расстроен неожиданным исчезновением девушки и признался, что влюбился в нее. Он всегда задавался вопросом, что с ней стало, и даже утверждал, что обсуждал с Симоной Дубравой ее побег от Беннета, которого она ненавидела. Возможно, что подобные планы освобождения Симоны Дубравы ускорили ее смерть. Эмбер знала, что у дома была зловещая способность узнавать о человеке все.

Вопреки совету адвоката Эмбер не раз повторяла детективам, что никогда не была уверена, с того времени, как поселилась в доме, живы ли вообще другие девушки, которых она видела или слышала. Она убеждала полицию, что дважды видела Олену Ковалик в саду и, возможно, еще один раз, когда та поднималась по лестнице и заходила в спальню на третьем этаже.

Полиция нашла достаточно волос Олены Ковалик, чтобы подтвердить, что она действительно когда-то занимала эту кое-как убранную комнату.

Эмбер также предполагала, что это чешка, Симона Дубрава, рыдала каждую ночь в соседней комнате на втором этаже. Подробная криминалистическая экспертиза подтвердила и эту догадку, обнаружив достаточно образцов ДНК девушки.

Ни полиция, ни суд, ни пресса не верили в привидения, что не внушало им доверия к Эмбер, несмотря на поразительную точность ее показаний. Следователи предполагали, будто Эмбер услышала от своих пленителей, «Макгвайров», какие комнаты принадлежали когда-то убитым женщинам, а они, должно быть, получили эту информацию от убийцы девушек, Артура Беннета, прежде чем он умер от постлучевого пневмонита в спальне на первом этаже. Именно это, говорил Эмбер ее солиситор, и случится, если она когда-нибудь скажет, что видела или слышала в доме Дубраву и Ковалик, потому что девушек убили больше чем за десять лет до того, как она приехала в Бирмингем. А мертвые, как известно всем, не говорят и не ходят.

Эмбер настаивала, что они являлись ей, и сверхъестественный характер ее показаний внес вклад в успех ее книги, популярность документалки Кайла Фримана и рекордный успех голливудского фильма. Но паранормальная точка зрения, которую отстаивала Эмбер, стала причиной нелюбви чиновников к ней и ее свидетельствам, а также тотального осуждения семьями других жертв. И это перенести было сложнее всего.

«Ты говоришь, что моя дочь не нашла покоя? Что она до сих пор в аду? Что он все еще насилует их… Ты чудовище, чудовище… такое же чудовище, как он. Как ты смеешь? Моя Келли. Моя доченька. Моя девочка…»