Грэм Мастертон - Маниту

Я еще ни разу не слышал, чтобы он говорил с таким воодушевлением. Он затянулся и стряхнул пепел со своих уже помятых брюк.

— Именно поэтому-то это дело так интересно. И ужасающе, — заявил он. — Если с этим шаманом все действительно так, то впервые в истории белые люди с хорошо развитым чувством вины встречаются с краснокожим из первых дней нашего поселения. Сегодня мы думаем об индейцах совершенно иначе. В семнадцатом веке они были дикарями и стояли на пути нашей потребности в земле и нашей жадности. Сегодня у нас есть все, что нам нужно, и мы уже можем себе позволить и жалость, и терпимость. Я вот заметил, что мы все время думаем только о том, как уничтожить этого шамана, как биться с ним. Неужели в нас нет к нему ни капли сочувствия?

Я раздавил окурок сигареты.

— Я сочувствую Карен Тэнди.

— Да, — тут же согласился Джек. — Это само собой разумеется. Она — наша пациентка, и ее жизнь оказалась в страшной опасности. Но разве к нему ты ничего не чувствуешь?

Удивительно, но Джек Хьюз был прав. Я чувствовал что-то. Маленькая часть моего ума хотела, чтобы этот шаман выжил. Ведь если бы существовал способ сохранить жизнь и Карен Тэнди, и ему, то я наверняка выбрал бы этот способ. Я боялся шамана, его могущество и владение магией наполняли меня страхом, но одновременно он был чем-то вроде героя из легенды, и его уничтожение означало бы уничтожение части американской истории. Он был последним живым памятником позорного прошлого нашей страны, и убить его значило растоптать последнюю искорку того духа, который дал Соединенным Штатам такие цветастые и мистические основы. Он был представителем, последним представителем истинной магии Америки.

Именно в эту минуту зазвонил телефон. Джек снял трубку.

— Хьюз слушает.

Кто-то в трубке очень взволнованно что-то говорил. Джек наморщил лоб и кивал головой.

— Когда? Вы уверены? Пробовали ли ее открывать? Что это значит? Да или нет?

Наконец он положил трубку на место.

— Что-то плохое? — спросил я.

— Не знаю. Дело в Карен. Макевой утверждает, что они не могут открыть дверь. Что-то творится в ее палате, а они не могут открыть дверь.

Мы выбежали из кабинета к лифту. Там уже были две санитарки со столиком на колесах, полным бутылочек и мисочек. Мы потеряли ценные секунды, прежде чем они сошли с дороги. Мы вошли, я нажал кнопку десятого этажа, и лифт начал спускаться.

— К черту, что там могло случиться? — напряженно спросил я.

— Кто знает… — Джек пожал плечами.

— Надеюсь только на то, что шаман еще не может полностью располагать своей силой, — сказал я. — Потому, что если может, то считай, что нас уже нет.

— Не знаю, — ответил Джек. — Идем, мы уже на месте.

Двери лифта с шипением раскрылись. Мы побежали по коридору к палате Карен. У дверей стояли доктор Макевой, два санитара и рентгенолог Селена.

— Что случилось? — закричал Джек.

— Она осталась одна всего на пару секунд, — объяснил Макевой. — Как раз менялись санитары. И когда Майкл пытался войти обратно, он не мог открыть дверь. Смотрите сами.

Мы заглянули внутрь через стекло двери. С удивлением я заметил, что на кровати Карен Тэнди осталась лишь смятая, сбитая в угол постель.

— Там, — шепнул Джек, — в углу.

Я изогнул шею и у противоположной стены увидел Карен. Лицо ее было ужасающе бледным, растянутые в гротескной улыбке губы приоткрывали оскаленные зубы. Она склонилась вперед под тяжестью огромного, раздутого пузыря на затылке, а ее длинная белая больничная рубашка, разодранная на плечах, приоткрывала иссохшие груди и торчащие ребра.

— Господи Иисусе, — вырвалось у Джека. — Она еще и танцует.

Он не ошибался. Карен медленно переступала с ноги на ногу в неслышном ритме, как недавно миссис Герц. Казалось, она прыгает в такт музыке беззвучного барабана или немой флейты.

— Мы должны попасть внутрь, — заявил Джек. — Она прикончит себя этим подпрыгиванием.

— Майкл, Вольф, — обратился Макевой к санитарам. — Надо выбить эту дверь. Справитесь?

— Попробуем, мистер доктор, — ответил Вольф, коренастый молодой немец с короткими, по-военному подстриженными волосами. — Очень жаль, что так произошло, но я не отдавал себе отчета в…

— Выбейте дверь, больше от вас ничего не требуется, — бросил Джек.

Оба санитара отступили на метр или два и дружно ударили плечами в двери. Двери треснули, полетели щепки, лопнуло стекло. В неровную-дыру ворвался необычно холодный порыв ветра, похожий на тот, что дул во время нашего спиритического сеанса у миссис Карманн.

— Еще раз, — сказал Джек.

Майкл и Вольф снова отступили и опять крепко ударили по двери. На этот раз вырванные из петель створки криво повисли, открывая проход. Хьюз пересек его и двинулся прямо к дрожащей и подпрыгивающей на коврике Карен.

Огромный, набухший нарост вздрагивал и трясся при каждом ее движении. Выглядело это так омерзительно, что меня даже затошнило.

— Успокойся, Карен, — мягко сказал Джек Хьюз. — Вернись в постель.

Карен повернулась на босой пятке и посмотрела на него. Так же, как и в прошлый раз, ее глаза были чужие, дикие, покрасневшие, полные ощущения силы.

Джек подходил к ней, протягивая руки. Она медленно отступала, в ее глазах все еще горела ненависть. Нарост скрутился и дернулся, как мешок, в котором брыкается овца.

— Он… говорит… что… не… можешь… — запинаясь, сказала она своим собственным голосом.

Хьюз остановился.

— Он говорит, что я не могу — что, Карен?

Она облизнула губы.

— Говорит… что… не… можешь… его… касаться…

— Но, Карен, — не уступал Джек. — Если мы не побеспокоимся о тебе, то и он не выживет. Мы делаем все, что можем, для вас обоих. Мы уважаем его. Хотим, чтобы он жил.

Она отступила еще на шаг, сбросив на пол поднос с хирургическими инструментам.

— Он… тебе… не… верит.

— Но почему, Карен? Разве мы не сделали все возможное, чтобы ему помочь? Мы же не солдаты и не воины. Мы занимаемся лечением, как и он. Мы не хотим его обидеть.

— Он… страдает…

— Страдает? Отчего?

— У… него… болит… Он… страдает.

— Почему у него болит? Что с ним случилось?

— Он… не… знает… Страдает… Это… был… свет…

— Свет? Какой свет?

— Он… убьет… вас… всех…

Неожиданно она перестала дрожать. Она закричала. Крича, упала на колени, царапая и дергая свой затылок. Майкл и Вольф подскочили к ней и быстро перенесли в постель. Джек Хьюз приготовил шприц с успокоительным и не колеблясь всадил иглу ей в вену. Она постепенно стихла и наконец забылась в нервном сне. Все время во сне она металась и тряслась, а ее веки дрожали.

— Это облегчает дело, — заявил Джек.

— Какое дело? — удивился я.

— Идем прямо к ее родителям и без обиняков объясняем им все, что происходит с их дочерью. Вызываем шамана из Южной Дакоты и бьемся с этой бестией, пока он не сдохнет.