Кристиан Винд - Призраки глубин

– Я бы не советовал так говорить о детях сторожа, – назидательно прошептал капитан.

– Дети? Это дети? – брезгливо переспросил я, не веря собственным ушам.

Маленькие существа с длинным туловищем и почти полным отсутствием нижних конечностей радостно резвились в багровых сугробах, укутанные в затертые невзрачные шубы из темного меха. Они бегали друг за другом, сильно накреняясь вперед и переваливаясь с одной коротенькой культи на другую, весело размахивая такими же обрубками вместо рук, а позади них на земле оставались красные полосы.

– Меня сейчас стошнит, – едва слышно пробормотал полицейский, зажав на всякий случай рот и отвернувшись.

– Никогда не видел в своей жизни ничего более омерзительного, – заметил я. – Херес, Единое правительство проводило на Сорха какие-то подпольные генетические эксперименты?

– Не неси ерунды, детектив. Просто их мать была не слишком привлекательной женщиной.

– Про отца можно сказать то же самое, – заметил я.

Пока мы с толстяком с нескрываемым отвращением поглядывали на играющих существ, кровавый снег усилился, и теперь крупные пушистые хлопья валились с небес плотной пеленой, оседая на могильных крестах. Это зрелище было одновременно невероятно пугающим и прекрасным. Как будто мы трое стояли у ворот в ад, с немым трепетом созерцая их величие.

– Время меркнет в пустоте, – неожиданно произнес старик. – Прислушайтесь к себе… Неужели вы не чувствуете, что время стоит? Как будто его больше не существует.

Он поднял голову к небесам, затянутым низкими розоватыми тучами и подставил лицо под бордовые хлопья. Они мягко оседали на его щеках и ту же таяли на теплой коже, превращаясь в алые струйки, а затем стекали вниз.

– Том, давай вернемся на Континент, – едва не взвыл Барри.

– Некуда больше возвращаться, толстяк. Тебе не удастся скрыться от того, что происходит.

– О чем ты говоришь, Том? – воскликнул он, поежившись.

– Давай осмотрим могилу грузчика, он просил в своей предсмертной записке побывать на его похоронах, – ответил я, махнув рукой и призвав спутников следовать за мной.

Мы пробирались через высокие покосившиеся кресты, покрытые алыми пятнами, миновали несколько растрескавшихся от старости каменных статуй и надгробных плит. Сугробы под ногами чавкали и хрустели, будто пытаясь поглотить нас, засосать куда-то под землю.

Наконец, я заметил раскидистый дуб, разостлавший во все стороны свои оголенные склизкие ветви. Прямо у его вспученных корней чернела свежая могила – ее зарыли совсем недавно, снег еще не успел запорошить мерзлую землю.

– И что теперь? – растерянно спросил полицейский.

Я оглядел могилу – ничего особенного в ней не было. Из ее недр ввысь воздевался серебристый крест, такой же, как и сотни других. Вмурованная в землю тяжелая надгробная плита пока еще была чиста – на ней не успели выбить имя покойного.

– Может, разроем могилу? – поразмыслив, предложил я.

– Что?! – опешил Барри.

– Мы не станем тревожить мертвых, – сурово возразил Херес.

Инспектор с благодарностью поглядел ему в глаза, выражая безмолвное уважение. Хотя, скорее всего, пузатый полицейский просто не горел желанием возиться с лопатой, вспахивая ей обледенелую землю, и копошиться в яме со свежим трупом.

– Я… я сейчас вернусь, – пробормотал капитан «Тихой Марии», поглядев куда-то влево.

Молча кивнув, я проследил за ним взглядом. Он завернул в соседний ряд и теперь возвышался среди безликих надгробий, хмуро разглядывая что-то внизу.

– Барри, ступай к машине и прогрей мотор, – велел я. – Мы возвращаемся в таверну.

На лице усатого толстяка на мгновение проскользнула гримаса облегчения и радости, а затем он со всех ног припустил прочь, твердо вознамерившись как можно скорее покинуть территорию кладбища. Я неспешно двинул вдоль покосившихся крестов и провалившихся внутрь могил, вытянув пальцы в сторону и мельком касаясь кованых прутьев. Надгробия были теплыми.

– Это твоя дочь? – тихо проговорил я седому капитану, поравнявшись с ним.

Он неподвижно стоял у проржавевшего креста, глядя куда-то вниз, в землю, словно силился разглядеть сквозь нее что-то.

– Да… Я похоронил ее здесь. Очень давно… После этого я не приходил сюда больше. Я… я так виноват, детектив.

Он громко выдохнул и тут же вытер глаза грязными пальцами. Но несколько предательских капель все же успели сорваться с широкого кончика его носа и упали вниз, смешавшись с бордовыми сугробами. Вокруг было очень тихо, не слышно было даже визжащих неподалеку карликов. Ветер как будто улегся, тяжело опустившись на темные ветви деревьев.

– Никто ни в чем не виноват, Херес.

– Если бы я мог знать наперед, уберечь ее…

– Только послушай себя, приятель. Никто не может знать наперед и предвидеть несчастья. Иногда вещи происходят помимо воли… Ты всего лишь человек.

– Нет… нет, я всегда знал, что потеряю ее. Чувствовал это. Но, в конце концов, заверил себя, что это всего лишь родительские сердобольные бредни. Я перестал быть осторожным, я перестал контролировать каждый ее шаг, – выдохнул громила, смахнув крупную каплю и откинув с лица налипшую седую прядь.

– И ты бы просто сошел с ума раньше, чем умерла твоя дочь. Ты ведь сам так свято веришь в свою небесную чепуху, в этом ты можешь найти свое главное утешение.

– А чем утешался ты?

Старик обуздал свое нахлынувшее горе, вновь расправил спину и пригладил растрепавшуюся копну. Грубая кожа на его щеках все еще была влажной от слез, но в глазах уже пропала тоска, которая мелькала еще мгновение назад.

– Ничем, – ответил я.

– Тогда как ты научился бороться с тем, что ты чувствуешь?

– Я ничего не чувствую, Херес. Лишь во снах меня преследуют отголоски прошлого, напоминая о прежней боли. Это похоже на отсеченную конечность – ты смутно помнишь ее образ, но больше не можешь ее ощущать.

– Мне так жаль тебя, детектив, – тихо произнес капитан. – Знаешь, хуже всего – это умереть внутри, похоронить себя заживо. Если ты чувствуешь невыносимую боль, то у тебя еще есть шанс – ты пока все еще жив. Поэтому в страданиях я не вижу ничего противоестественного. Но пустота – она хуже смерти…

– Ты всегда умел утешить, дружище, – саркастически выпалил я, хлопнув Хереса по плечу.

– Хочешь, я покажу тебе дом, где я раньше жил? – внезапно предложил моряк. – Я ничего в нем не менял с тех пор, как умерла моя малышка.

– Не думаю, что…

– Да брось, детектив! У меня на кухне в шкафчике до сих пор пылится бутылка отменного рома, неужели ты откажешься согреться перед тем, как вернуться в таверну?

Я вздохнул. Отказаться от этой затеи значило бы всерьез обидеть громилу-капитана, да и спешить нам уже, как ни прискорбно это признавать, было некуда. Поэтому я молча кивнул. Моряк в ответ неожиданно озарился блуждающей улыбкой, которая стерла с его лица тяжелую печать скорби.