Кристиан Винд - Призраки глубин

– Все, что нарисовано на этих листах, происходило в реальной жизни, Херес. Не знаю, каким образом, но твоя дочь знала о каждом из преступлений, которое нам с Барри доводилось расследовать. Каждый рисунок – это убийство, а вернее, какое-то время перед ним. Здесь люди еще живы…

– Моя девочка погибла очень давно, детектив. Когда она занималась рисованием в своей комнате, до всех этих… событий из ее альбома оставались многие годы!

Капитан тряхнул волосами, а затем машинально пригладил их огромной ладонью, словно пытался собраться с мыслями. Он выглядел растерянным, но даже не думал задавать вопросов или спорить со мной. Только с немым ужасом косился на изрисованные бумажки, наотрез отказываясь снова к ним прикасаться.

– Херес, я думаю, у твоей девочки был особенный дар. За который ее и убили…

– Что? – старик взревел так неожиданно, что мы с Барри невольно вздрогнули. – О чем это ты говоришь, детектив?

– На одном из рисунков я видел твой дом, приятель. И побережье с прогуливающейся по нему маленькой девочкой, собирающей камешки. Думаю, не ошибусь, если предположу, что это твоя дочь… Обратная сторона острова, верно? Там ты нашел ее тело?

Моряк громко сглотнул подступивший к горлу ком, после чего сухо кивнул и тут же прикрыл руками горящее лицо. Его плечи била крупная дрожь, из-под грубых пальцев доносились приглушенные рыдания. Смутившись, инспектор тихо выскользнул из детской, а вслед за ним и я вышел прочь из комнаты.

– Я подожду тебя в машине, Херес… – обронил я через плечо, покидая дом и притворяя за собой дверь.

3

– Это невероятно, Том! – воскликнул толстяк. – Неужели между тобой и этой бедной девочкой существовала какая-то особая связь?

Мы ужинали, устроившись у самого окна таверны, за которым уже правил вязкий белесый мрак. Барри первым прикончил еду и потому начал приставать ко мне с расспросами и выдвигать всевозможные предположения. Старик же молча прислушивался к беседе, одновременно наблюдая за тем, как наш немногословный найденыш забавляется с игрушками, которые Херес предусмотрительно прихватил с собой из детской спальни старого дома.

– Ты слишком много размышляешь с тех пор, как оказался на Сорха. Для служителя Единого правительства это весьма необычное увлечение, – ответил я.

– Прекрати, Том! Я просто хочу понять, что происходит… Все это кажется мне очень странным.

– Сомневаюсь, что тебе это по силам, Барри.

Полицейский обиженно надул и без того круглые щеки и умолк. Какое-то время мы сидели в тишине, изредка нарушаемой только голосом девочки, но затем Херес неожиданно решился оборвать безмолвие:

– Посмотрите на нее… Она выглядит такой счастливой. Даже не осознавая, что ее жизнь больше никогда не станет прежней. Бедная Дженни… – произнес он, после чего резко повернулся ко мне. – Детектив, я хочу, чтобы ты нашел убийцу моей малышки. Я должен знать, кто это сделал.

– Прошло слишком много времени, приятель…

– Это не важно, – оборвал меня капитан. – Все это связано. Все эти исчезнувшие дети, все то, что происходит вокруг, неужели ты еще не понял? Я чувствую это, детектив! Если ты сумеешь отыскать убийцу, это поможет нам сдвинуться с мертвого места. Я предчувствую это…

– К сожалению, у нас нет улик, – встрял полицейский. – Это дело было обречено с самого начала, поэтому Континент так тщательно его скрывал. Дети просто испарились в воздухе, не оставив никого следа. Должно произойти настоящее чудо, чтобы мы хоть что-то нашли.

– Чудеса как раз по части Хереса, – я хлопнул старика по плечу. – Раз уж волей судьбы здесь очутился Барри, то было бы глупо не воспользоваться его возможностями, чтобы откопать из пыльных архивов это давнишнее дело. Верно, толстяк?

– Конечно, – кивнул он. – Только боюсь, что у нас будут серьезные сложности, ведь прошло уже столько лет.

– Нам все равно пока нечем заняться, мы в тупике, – возразил я.

Мы договорились начать с завтрашнего утра, оставив Хереса в таверне. Я заверил его, что нам он никак не сумеет быть полезен и намекнул, что было бы неплохо уделить девочке больше отеческого внимания. Седой громила, поразмыслив, согласно кивнул. На самом же деле я опасался, что старик то и дело будет безутешно рыдать, вновь окунаясь в неприятные подробности, как произошло нынешним вечером.

На часах была полночь, когда мы поднялись из-за стола и разошлись по комнатам наверху. Утомленный дневными переживаниями, капитан «Тихой Марии» тут же, не раздеваясь, отправился в свою кровать и спустя несколько минут громко засопел. Барри махнул мне на прощание рукой и скрылся за дверью номера старика, где ему выделили укромный угол у окна.

Я отправился в ванную комнату и разделся. Здесь было холоднее, чем в спальне, а сквозь маленькое окошко явно поддувало, поэтому я наспех обмылся ледяной водой и с удовольствием укутался в наглаженный пушистый халат, заботливо оставленный хозяином таверны.

Спать мне еще не хотелось, поэтому я вышел из ванной, погасив свет, и подошел к приоткрытому окну номера, за которым медленно оседал снег. Он кружился в бледно-желтых лучах тусклых фонарей, плавно опадая на землю. Одинокие легкие порывы ветра изредка подбрасывали вверх липкие комья, а затем уносились прочь, с завыванием пролетая между низкими домами. На аллее царила почти полная тишь, которую тревожил лишь отдаленный плеск волн, доносившийся с пустующих доков.

– Не говори моему отцу, – заскрежетал внезапно голос позади моей спины.

Я резко обернулся, но комната была пуста. Старик продолжал мирно спать в своей постели, а двери номера были плотно закрыты. И лишь тогда я заметил, что дверца платяного шкафа распахнута, а мой плащ валяется на полу возле него.

Птица сидела на абажуре торшера, расправив свои тонкие металлические крылья. Поглядев на меня сначала одним темно-графитовым глазом, а затем другим, она взмахнула перьями, разрезав ими воздух, и повторила свою странную просьбу:

– Не говори моему отцу, ты разобьешь ему сердце.

Ее скрежещущий голос звучал низко и неприятно, но совсем не так громко, как в детской спальне в доме капитана. Казалось, что механическая игрушка старается не разбудить моряка. Птица пристально изучала мое лицо матовыми глазками, явно чего-то ожидая в ответ, и я не нашел ничего лучше, чем молча кивнуть.

Тогда игрушка неожиданно легко взмыла в воздух, расправив свои тонкие крылья, бесшумно пролетела мимо моей застывшей фигуры и юркнула в открытое окно, набрав в полете высоту. Ее поблескивающий в обрамлении снежинок силуэт вскоре растворился в мерзлом воздухе, а я продолжал стоять и смотреть вверх, как зачарованный.

Я очнулся тогда, когда промерз до костей – ночной ветер усилился, и сквозь распахнутую раму в номер ворвался ноябрьский холод. Я поглубже закутался в накрахмаленный халат и быстрым шагом преодолел расстояние, отделявшее подоконник от моей койки. Забираясь внутрь, под толстый плед, я думал о том, как много странных вещей мне довелось увидеть за последние дни. Этот остров кишел загадками, и казалось, что каждый его житель скрывает свою тайну, бережно храня ее и оберегая от чужих глаз…