Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

Обмотавшись колючим одеялом, Маруся грела почти потерявшую чувствительность кожу, шевелила пальцами ног, ощущая, как к ним беспокойно льнёт прохлада. Ещё одна сигарета. Ещё один день. Уехать бы отсюда. Убежать. Спрятаться. Грусть по потерянному становилась невыносимой. Что же она забыла? В развалюхе-сарайчике у Анчола накрытый от возможного дождя целлофаном одиноко стоит красный мотоцикл. Милая «Хонда». Быть бы тебе сейчас здесь. Завела бы тебя вот этими босыми ногами, выкинула бы одеяло и такая как есть рванула бы амазонкой обратно. И наплевать на холод и ветер! Куда обратно? Кто и где её ждёт? Её место здесь, в тайге, вдали от друга с нежным именем «Хонда».

– Уезжай! – попросил кто-то и вдруг взорвался, ворвавшись в мозг так, что запахло палёным. – УБИРАЙСЯ, ДРЯНЬ!

Маруся ошарашено оглянулась. Не дай Бог опять марионеточный Вращенко! Но это всего лишь красный мотоцикл. В пяти шагах стояла её родная «Хонда». Её и не её. Слишком ярким, слишком новым выглядел мотоцикл. Как он здесь очутился? Он же остался в стайке. Вон и целлофановая плёнка лучится, отражая лунный свет.

– УБИРАЙСЯ! ПОДОЙДИ ЖЕ! ТРУДНО, ЧТО ЛИ? ДЁРГАЙ! ЗАВОДИ! ТЫ ХОЧЕШЬ УЕХАТЬ? ТАК УБИРАЙСЯ! ПОСЛЕДНИЙ ШАНС! – голос угрожал, но где-то внутри его рождались умоляющие нотки. Маруся почувствовала страх – и свой, и говорившего. Он боялся её! Или притворялся? Она медлила. Стало ещё холодней, одеяло уже не спасало. Что-то здесь не то, не так, неправильно. И эта неправильность намного ужаснее, чем бандит буравящий ножом пупок. Кровь застыла в груди, не давая вырваться возгласом, сковала движения.

– НУ, КАК ХОЧЕШЬ! – злорадно взвизгнул голос. – ТЫ УМРЁШЬ! МЫ ЗНАЕМ! МЫ ВСЁ-ВСЁ ЗНАЕМ!

Плёнка, покрывающая мотоцикл, внезапно расползлась, раздырявилась, сжимаясь, будто под воздействием приближающегося огня, оплавилась. Неестественно яркая краска поползла по ней, и девушка испуганно сжалась, закрывая лицо руками, когда поняла, что это не краска, а кровь. Капли, ручейки, потоки крови ринулись вниз с металлического корпуса. Мотоцикл тревожно замигал фарой, которая лопнула искрясь. Скопившаяся кровавая лужа искала выход к реке, сбежала по склону и смешалась с водой, уплывая мутным алым пятном. А «Хонда» продолжала изрыгать красные потоки, это длилось, казалось, бесконечно долго; потом сама съёжилась и расплылась остро пахнущей, тёплой смесью. Провода, трубы, цепи, камеры – словно вывернутые внутренности, ещё какое-то время дёргались, тая. Там, где кровь стекала в реку, вода на миг расступилась, вышвырнув фигуру человека. Он выпрыгнул из воды подобно поплавку, оскалился:

– ТЫ УБИЛА МЕНЯ! УБИЛА МЕНЯ, ДРЯНЬ! – всклоченные седые волосы мокрыми паклями торчали в разные стороны, высушенное морщинистое лицо перекосилось криком. Ферапонт сделал попытку вырваться из воды, но видимо, что-то удерживало его за ноги.

И тут Маруся завизжала. Путаясь в краях одеяла, она устремилась вверх по склону, песок и мелкие камни скользили по пальцам, осыпаясь, ступни не находили опору. Но спуск к реке был пологим и небольшим. Вырвавшись к дороге, подхватила одежду, обернулась. Существо справилось с заминкой, встав на четвереньки, карабкалось вслед. В пояснице – посторонне качаясь, торчал столбик рукоятки ножа. Как гром среди ясного неба из таёжной глуши справа засвербела бормашиной по зубам автоматная очередь. Вопя Маруся бежала к пасеке. Оборачивалась несколько раз, но существо, наверное, так и не одолело подъём.

Кто-то страшный выскочил из-за улья, схватил за плечи, затряс. Вздувшееся, синеющее лицо, белки глаз заполнили красные прожилки, шамкающие, порванные губы, свёрнутый нос. Она пыталась вырваться, кричала, толкала, но держали её крепко.

– Что за шум, а драки нет? – подбежал взволнованный Балагур.

Маруся, наконец, узнала державшего. Успокоилась и, обмякнув, расплакалась. Спортсмен кряхтя нагнулся, подобрал упавшее с неё одеяло и укрыл голые плечи.

– Что произошло – спрашивается? – не стесняясь её наготы, в упор допрашивал Балагур. – Выстрелов испугалась?

«Да нет же! – хотелось кричать Марусе. – Я убила человека! Я видела море крови! Я убегала от мертвеца! Я так не хочу! Не могу больше! Мне страшно!» – но только, всхлипнув, кивнула. Всё равно не поймет. Всё равно не… Вот Толик знает! Он сам дрался с мертвецом! Сам взорвал его гранатой! Но Спортсмен уже ковылял к избушке. Присел на крыльцо, сунул сигарету в разбитые губы, дрожащими руками прикурил. И всё молча.

– Мы уже вынесли тело. Проходи в дом, – пригласил Балагур и вдруг заговорщески приблизился. – Со Спортсменом что-то не того… Ещё ни слова не произнёс.

– Тебя бы так отделали, – обиделась за Толика Маруся, нащупала брошенные вещи. – Пойду оденусь.

– Зачем? Ты мне такая нравишься, – Борис состроил сальную ухмылку.

– Бабник, – парировала Маруся.

– Каждый мужчина имеет полное моральное право глазеть на то, что ему сами показывают.

– Всё равно – бабник.

Как хорошо, что есть Балагур! И скоро придут Шурик и Молчун! Как спокойно с ними! Придут ли? Стреляли. Не случилось бы чего.

– Как себя чувствуешь? – поднимаясь в избу, спросила.

Спортсмен мрачно кивнул, затягиваясь, не отрывая глаз от какой-то, только ему известной, точки вдали.

– Я и кровь убрал, – суетился Балагур. – Не бойся. Мало-мало порядок навёл. Жрать-то надо.

В домике было темно. Какое там электричество – ни свечки, ни звёздочки.

– Не споткнись, – советовал Балагур, – осторожно! Осколки убрал, но как знать… А ты босиком. В такой темнотище можно и не заметить.

– Может, дашь одеться?

– Я это… – Балагур смутился, – пойду костёр раскочегаривать. Супчик сварим. Есть охота. Вещи твои вот на этой кровати. Только, хм…

– Знаю. Разорваны. Выбросил?

– Здесь же положил. Тут иголка с ниткой, всегда с собой… Ладно, – он хлопнул дверью.

Всё. Надо приводить себя в порядок. Что бы ни случилось – жизнь, падла, пока продолжается. Мужиков надо чем-то покормить. Поди не всё изверги сожрали? Прочь страхи и призраки. Этот день ещё надо доживать. Она оделась. Потом долго хлопотала с Балагуром вокруг костра, собирала, ломала ветки. Вдвоём они сходили к реке, принесли воды. Маруся осторожно поглядывала на место, где должна быть лужа крови. Пусто. И Ферапонт не караулил у спуска. Зачерпнули котелком из реки, установили козлы, поставили греть. Всё время Спортсмен не покидал крыльца, выкуривая одну сигарету за другой, пытаясь этим как-то унять сушь и жжение в глотке. Маруся сжалась, нашарила в темноте свой рюкзак, не успевший побывать в лапах у бандитов. Вынула одну из не распроданных бутылок водки, на ощупь пересчитала, осталось ещё два. Всё вроде бы в порядке. И деньги на столе оставили. Вот ещё бы ружьё пашкино! Он же за него голову оторвёт!