Стивен Кинг - Кристина

По другую сторону этой невысокой горы расположился довольно старый жилой район с уютными домами, построенными сорок-пятьдесят лет назад. Когда и они начинали редеть, Хайтс-авеню переходила в Окружную дорогу номер 2.

В 22.30 красно-белый «плимут» 58-го года выехал на Хайтс-авеню, пронзая светом фар свирепствующую снежную тьму. Коренные жители Хайтса сказали бы, что в тот вечер никакая машина – кроме, пожалуй, полноприводного вездехода – не смогла бы проехать по Хайтс-авеню. Однако Кристина уверенно ехала по ней со скоростью тридцать миль в час, ритмично покачивая дворниками, абсолютно пустая внутри. Кое-где ее шины оставляли след почти в фут глубиной, но ветер быстро заполнял их снегом. Время от времени ее передний бампер сшибал верхушки снежных заносов, легко разбрасывая по ветру белый порошок.

Кристина проехала мимо поворота на Стэнсон-роуд, в конце которой когда-то проводили вечера Арни и Ли. Она добралась до вершины горы и стала спускаться – сперва промчалась по черному лесу с белой лентой дороги посередине, затем поехала по жилым кварталам. В домах уютно горели окна гостиных, кое-где весело мерцали рождественские гирлянды. В одном из таких веселых домов молодой мужчина, который только что снял с себя костюм Санты и потягивал коктейль в компании жены, случайно выглянул в окно и увидел фары проезжавшей мимо машины. Он показал на нее пальцем.

– Ничего себе! Парень из Хайтса едет… На тракторе, что ли?

– Какая разница, – ответила жена. – Дети спят, и я очень хочу узнать, что Санта приготовил для меня .

Мужчина заулыбался.

– Сейчас посмотрим.

Дальше по дороге, практически на самом краю Хайтса, Уилл Дарнелл сидел в гостиной простого двухэтажного дома, которым владел уже больше тридцати лет. На Уилле был потертый махровый халат синего цвета и пижамные штаны. Огромное брюхо торчало наружу, будто распухшая луна. Уилл смотрел, как Эбенезер Скрудж окончательно переходит на сторону Добра и Света, но почти ничего не видел. В голове у него по-прежнему вертелись и никак не могли сложиться детали головоломки, которая постепенно становилась все более увлекательной: Арни, Уэлч, Реппертон, Кристина. За последнюю неделю Уилл постарел на десять лет. Тому копу, Мерсеру, он сказал, что уже через две недели снова вернется к работе, но в душе очень в этом сомневался. Казалось, в горле теперь вечно стоял отвратительный привкус лекарства из гребаного ингалятора…

Арни, Уэлч, Реппертон… Кристина.

– Эй, мальчик! – крикнул из окна Скрудж, сам похожий на привидение в халате и ночном колпаке. – Привет! Знаешь мясника с соседней улицы? Скажи, они уже продали тех огромных индюшек – не маленьких, а больших?

– С меня ростом? – переспросил мальчишка.

– Да, да, – ответил Скрудж, хихикая как ненормальный. Похоже, три добрых Духа не спасли его, а окончательно свели с ума. – С тебя ростом!

Порой Уиллу казалось, что вовсе не облава лишила его последних сил и воли к жизни. И даже не тот факт, что копы сцапали его бухгалтера и что к делу подключилось налоговое управление, на сей раз явно настроенное очень серьезно. Вовсе не из-за проблем с законом он теперь озирался по сторонам, выходя на улицу; вовсе не главного прокурора штата стоило благодарить за то, что, отправляясь вечером домой, он бросал настороженные взгляды в зеркало заднего вида.

Уилл вновь и вновь прокручивал в голове увиденное той ночью (или не увиденное, а выдуманное?). Сначала он пытался убедить себя, что такого просто не может быть, потом – что именно так все и было. Впервые в жизни он не верил собственным глазам. Без конца вспоминая ту ночь, Уилл уже готов был признать, что ему все приснилось.

Арни он ни разу не видел и даже не пытался с ним созвониться. Сперва он подумывал использовать свое знание в качестве рычага, чтобы закрыть Арни рот, если парень все же решит его открыть. Бог свидетель, он может посадить его в тюрьму, если согласится сотрудничать с копами. Лишь после того, как полиция взяла чуть ли не всех его подельников и близких знакомых, Уилл осознал, как много может быть известно Каннингему. В панике он даже пару раз предавался самобичеванию (что само по себе настораживало, поскольку было ему отнюдь не свойственно): неужели все его ребята знали так много? И Реппертон, и все прочие клоны Реппертона, что работали на Уилла в прошлом? Неужели он такой дурак?

Нет, решил Уилл. Не дурак. Один Каннингем умудрился втереться к нему в доверие. Потому что Каннингем был другой. У него отлично работала интуиция, да и мозги тоже. Никакого выпендрежа, никаких попоек и пьяных выходок. Уилл проникся к Каннингему почти отцовскими чувствами – что, впрочем, не помешало бы ему выкинуть парня за борт, начни тот раскачивать лодку. «И сейчас я медлить не буду», – заверил себя он.

Черно-белый Скрудж уже был в гостях у Крэтчитов. Фильм подходил к концу. Все его герои выглядели как придурки, но Скрудж – хуже всех. Его безумный радостный взгляд напоминал Уиллу взгляд человека по имени Эверетт Дингл, который двадцать лет назад вернулся домой из гаража и зарезал всю семью.

Уилл закурил сигару. Что угодно, лишь бы забить этот отвратительный лекарственный вкус… Последнее время он никак не мог отдышаться. Сигары не помогали, но бросать Уиллу было уже поздновато.

Итак, Каннингем пока не раскололся. Чего не скажешь о Генри Баке. По словам адвоката, Генри слил копам все, что знал. Неудивительно: ради оправдательного приговора шестидесятитрехлетний отец и дедушка отрекся бы от Христа. И даже ради условного срока. Хорошо хоть дедуля знал далеко не все, только про сигареты и пиротехнику. В былые времена круг интересов Уилла включал и контрабандное спиртное, и угнанные тачки, и оружие (несколько раз он даже продавал пулеметы спятившим знатокам и охотникам-любителям с маньячными наклонностями, которые якобы желали проверить, действительно ли «оленя порвет на куски, как рассказывают»), и краденый антиквариат. А в последние два года – кокаин. С наркотиками Уилл зря связался, теперь он это понимал. Колумбийцы из Майами были чокнутые, как сортирные крысы. Хотя почему «как»? Они и есть сортирные крысы. Слава богу , Каннингема не поймали с мешком кокаина!

Так или иначе, на сей раз Уиллу точно достанется – а вот сильно или нет, во многом зависит от семнадцатилетнего парня и его странной машины. Ситуация напоминала многоярусный карточный домик, и Уилл боялся разрушить его неосторожным жестом или даже словом. К тому же Каннингем запросто мог рассмеяться ему в лицо и сказать, что он спятил.

Уилл встал, стиснув сигару в зубах, и выключил телевизор. Вообще-то надо ложиться спать, но сначала можно пропустить стаканчик бренди… Усталость теперь не покидала Уилла ни на минуту, однако уснуть все равно было непросто.