Стивен Кинг - Кристина

Сбежали.

Всякий раз, когда этот непонятный сон отступал, Арни думал: «Когда это закончится, я отсюда свалю. Точно. Уеду в Мексику». И Мексика с ее палящим зноем и деревенской тишиной казалась еще реальнее во снах.

Когда он окончательно проснулся, ему пришла в голову идея встретить Рождество с тетей Викки и дядей Стивом, как в старые добрые времена. Он очнулся с этой мыслью в голове, и потом она весь день неотступно его преследовала. Уехать прочь, уехать из Либертивилля до того как… Ну до Рождества.

И сегодня, в сочельник, Арни почувствовал, что скоро все будет хорошо.

– Вот их дом, Майк, – сказала Регина. – Ты сейчас проедешь мимо, как всегда.

Майкл хмыкнул и свернул на подъездную дорожку.

– Я тоже его увидел, – отозвался он вечным оборонительным тоном, которым разговаривал с женой.

«Вот осел, – подумал Арни. – Она с ним разговаривает, как с ослом, ездит на нем, как на осле, а он ревет, как осел».

– Опять улыбаешься! – заметила Регина.

– Я просто подумал о том, как сильно люблю своих родителей.

Отец взглянул на него, удивленный и растроганный, а глаза матери влажно заблестели.

Ей-богу, они ему поверили!

Вот говнюки.

К трем часам дня снег по-прежнему кружил одиночными вихрями, но эти вихри потихоньку начали сливаться. То, что ураган задерживается, не сулит ничего хорошего, говорили метеорологи. Значит, он стал мощнее. Если утром по радио обещали осадки высотой в один фут, то теперь меньше чем восемнадцатью дюймами дело, скорее всего, не обойдется, да и заносов не избежать.

Ли Кэбот сидела в гостиной напротив маленькой натуральной елочки, которая уже начала сбрасывать иголки. В семье именно она, Ли, чтила рождественские традиции и настаивала на настоящей елке, четвертый год подряд успешно откладывая «на следующий раз» покупку искусственной ели (папина идея) и замену индейки на гуся или каплуна (мамина идея). Ли была дома одна: мама с папой ненадолго ушли в гости к Стюартам; мистер Стюарт был новым боссом отца, и они с папой друг другу понравились. Миссис Кэбот всячески поддерживала их дружбу. За последние десять лет их семья объехала все Восточное побережье и шесть раз меняла города. Либертивилль понравился маме больше всего, она хотела здесь остаться, а дружба отца с мистером Стюартом могла этому поспособствовать.

«В полном одиночестве и все еще девственница», – подумала Ли. Глупая мысль, она и сама это знала, но почему-то подскочила как ужаленная и пошла на кухню. Отовсюду доносились звуки работающих приборов и устройств: тиканье электрических часов, таймера на печке, в которой пеклась буженина («Выключи духовку в пять, если мы еще не вернемся»), прохладный стук из холодильника, где фриджидэйровский льдогенератор сделал еще один кубик льда.

Ли открыла холодильник, увидела упаковку кока-колы из шести банок и подумала: «Прочь, сатана!» Но потом все равно схватила банку. Ну и пусть кожа портится, все равно у нее нет парня. Подумаешь, прыщи!

В пустом доме сегодня ей было тревожно – впервые за всю жизнь. Вообще-то Ли обожала оставаться дома одна и чувствовать себя «взрослой» – пережиток детства, разумеется. Родной дом обычно настраивал ее на мирный лад. Но сегодня звуки кухни, вой ветра за окном и даже шарканье собственных тапочек по линолеуму казались зловещими, пугающими. Если бы все сложилось иначе, сейчас рядом был бы Арни. Родителям, особенно маме, он понравился. Сначала. Теперь-то мать промоет ей рот мылом, если узнает, что Ли снова думает о нем. Но она все равно думала. Слишком часто. Почему он так изменился? Каково ему сейчас, после их расставания? Все ли у него хорошо?

Ветер резко завизжал, а потом немного утих, напомнив Ли – без всяких на то причин, конечно же – рев автомобильного двигателя.

«Берегись, впереди опасный поворот», – прошептал странный голос у нее в голове. Без всяких на то причин (конечно же) Ли подошла к раковине, вылила в нее колу и стала ждать, что теперь будет: заплачет она, или сблюет, или…

Она неожиданно поняла, что с трудом сдерживает крик ужаса.

Без всякой на то причины.

Конечно же.

Слава богу, родители пошли пешком и оставили машину в гараже (на уме у Ли были одни машины). Она бы очень волновалась, если бы знала, что отец сядет за руль после трех или четырех мартини (которые он с типичной взрослой шаловливостью называл «марту-уни»). Дом Стюартов находился в трех кварталах от их дома, и родители весело вылетели за дверь, хихикая и держась за ручки – ну прямо дети, отправившиеся лепить снеговика. Ничего, прогулка обратно их протрезвит. Пешком ходить полезно. Полезно, если не…

Опять пронзительный вой ветра – вой на высоких оборотах и затихание, – и тут Ли представила маму с папой, смеющихся и идущих по улице сквозь метель – в обнимку, чтобы спьяну не поскользнуться и не сесть на задницу. Папа то и дело щупает мамину попу сквозь зимние рейтузы (вообще-то Ли бесили его мальчишеские ужимки, но, конечно же, она всем сердцем любила обоих родителей и отчасти поэтому бесилась).

Они идут вместе сквозь непроглядную метель, как вдруг в белой снежной стене за их спинами загораются огромные зеленые глаза, словно бы парящие в воздухе… глаза, похожие на те, что Ли увидела на приборной панели Кристины, когда умирала… и вот эти глаза теперь преследуют ее пьяных, хихикающих, беспомощных родителей.

Ли резко втянула воздух ртом и вернулась в гостиную. Она подошла к телефону, уже почти взяла трубку, но потом отпрянула и встала у окна, крепко обхватив себя руками.

Что это она надумала? Позвонить родителям? Сказать, что ей страшно одной дома, что она почему-то вспомнила про старую машину Арни, похожую на свирепого зверя, и вдруг испугалась – за себя и за них? Так, что ли?

Молодец, Ли, молодец.

Черный асфальт улицы медленно скрывался под снегом; по-настоящему снег повалил только сейчас, и ветру иногда удавалось расчистить дорогу – его порывы то и дело поднимали к серому небу крученые мембраны белой пудры, похожие на дымных привидений…

Однако ужас не отступал. Что-то вот-вот случится, Ли это знала. Новость об аресте Арни ее потрясла, но те чувства даже не сравнить с тошнотворным страхом, который ее охватил, когда она открыла утром газету и прочитала о смерти Бадди Реппертона и других двух парней. В голове заколотилась бредовая, пугающая и настойчивая мысль: это Кристина. Кристина. Кристина.

Теперь же над Ли нависло предчувствие очередной беды, и она не могла от него избавиться, сколько ни старалась. Безумие какое-то. Арни тогда был на шахматном турнире в Филадельфии, о чем еще можно говорить, хватит думать о всякой ерунде, надо включить погромче радио и телевизоры, и, господи, хватит думать об этой проклятой машине-убийце…