Стивен Кинг - Кристина

– Черт, – прошептала Ли. – Хватит!

Ее руки покрылись мурашками.

Она снова подскочила к телефону, нашла справочник и, как сделал Арни две недели назад, позвонила в городскую больницу Либертивилля. Приятный женский голос сообщил ей, что мистера Гилдера выписали сегодня утром. Ли поблагодарила девушку и повесила трубку.

Несколько секунд она неподвижно стояла посреди гостиной, глядя на елочку, подарки, на ясли в углу… Затем она нашла в справочнике номер Гилдеров и позвонила им домой.

– Ли! – обрадованно воскликнул Деннис.

Телефонная трубка в руке показалась ей ледяной.

– Деннис, можно, я приеду? Надо поговорить.

– Сегодня? – удивился он.

В голове закрутился вихрь смятенных мыслей. Буженина в печке. Надо выключить в пять. Родители ушли в гости. Сегодня же Рождество! Снег валит. И… вряд ли стоит сегодня выходить из дома. Мало ли кто поджидает ее за углом. Что угодно может случиться. Нет, никуда идти нельзя.

– Ли?

– Нет-нет, не сегодня. Я дома сижу, жду родителей. Они ушли в гости.

– Ага, мои тоже, – весело сказал Деннис. – Мы с сестрой играем в «Парчиси». Она жульничает!

Голос Элайны в трубке:

– А вот и нет!

Будь все нормально, Ли бы рассмеялась. Но сейчас ей было не смешно.

– После Рождества. Может, в четверг. Двадцать шестого. Годится?

– Да, конечно. Ли, ты насчет Арни хочешь поговорить?

– Нет, – ответила Ли, стискивая трубку с такой силой, что пальцы онемели. – Нет, не насчет Арни. Я хочу поговорить о Кристине.

К пяти часам вечера ураган накрыл Пенсильванию; его истошный, полный снега вой оглашал весь штат от границы до границы. В магазинах не было почти ни одного покупателя, и большинство уставших, полумертвых продавцов благодарили матушку-природу за такой подарок. Подумаешь, остались без сверхурочных! «В четверг, – говорили они друг другу, потягивая коктейли у каминов, – еще наверстаем упущенное».

Матушка-природа была не по-матерински сурова в тот вечер. Она обернулась старой и злобной ведьмой, которой глубоко плевать на Рождество. Она срывала мишуру с домов и швыряла ее высоко в черное небо, она превратила большой вертеп возле полицейского участка в высокий сугроб (Богородицу с младенцем, овец и коз найдут только после оттепели в конце января). В качестве последней злобной проделки она свалила огромную сорокафутовую ель, что стояла перед муниципалитетом: ее кончик пробил большое окно и очутился прямо в кабинете налогового инспектора. Подходящее место выбрала, говорили потом многие.

К семи часам снегоуборочные машины перестали справляться с нагрузкой. В четверть восьмого по Мэйн-стрит проехал большой автобус «Трейлвейс», за которым, как стайка щенят за матерью, плелся хвост из автомобилей, а затем улица окончательно опустела, если не считать припаркованных на ней машин, заваленных по бампер. К утру большая их часть полностью скроется под снегом. На пересечении Мэйн-стрит и Бейзин-драйв болтался на ветру никому не нужный светофор. Раздался электрический треск, и огни потухли. В этот момент дорогу переходили два или три человека, вышедшие из последнего автобуса. Они подняли головы, переглянулись и поспешили дальше.

К восьми часам, когда мистер и миссис Кэбот наконец пришли домой (к невыразимому облегчению Ли), по всем местным радиостанциям транслировали просьбу полиции штата не выходить из дома и держаться подальше от дорог.

К девяти часам, когда Майкл, Регина и Арни Каннингем, вооружившись бокалами с горячим ромовым пуншем (фирменным и всеми обожаемым коктейлем дяди Стива), собирались возле телевизора, чтобы смотреть «Скруджа» Аластера Сима, выпавший снег полностью перекрыл отрезок Пенсильванской скоростной автомагистрали длиной в сорок миль. К полуночи она будет перекрыта почти целиком.

К девяти тридцати, когда в пустом гараже Уилла Дарнелла вдруг вспыхнули фары Кристины, улицы Либертивилля были совершенно пусты, если не считать изредка проезжавших по ним снегоуборочных машин.

В безмолвном гараже взвыл и затих двигатель Кристины.

Взвыл. Затих.

Рычаг переключения передач сам перешел в положение DRIVE.

Кристина тронулась с места.

Электронный брелок, прикрепленный к солнцезащитному козырьку, едва слышно загудел, и в следующий миг этот звук потонул в вое ветра. Однако ворота его услышали: они покорно поднялись к потолку. В гараж ворвался вихрь снега.

Кристина выехала наружу и плавно покатилась сквозь снег, похожая на привидение. Колеса четко и решительно резали снежный покров – никаких проскальзываний, заносов и промедлений.

Загорелся поворотник – один подмигивающий янтарный глаз. Кристина повернула налево, в сторону улицы Джона Кеннеди.

Дон Вандерберг сидел за письменным столом в кабинете отца на заправке – вверх торчали его ноги и член. Он читал одну из отцовских непристойных книжек – глубокую и заставляющую задуматься историю под названием «Давалка Пэмми». Главная героиня Пэмми дала уже почти всем в городе, кроме молочника и собственного пса, и вот молочник наконец принес ей молоко, а собака преданно лежала на коврике у дивана… в самый ответственный момент раздался звонок. Кого это нелегкая принесла?

Дон оторвался от книги. Он звонил отцу в шесть вечера – четыре часа назад – и спрашивал, нельзя ли сегодня закрыться пораньше. Мол, все равно клиентов не будет. Электрическая вывеска и то больше денег сожрет, чем они заработают. Отец, который сидел дома, в тепле и уюте, и с удовольствием бухал, не разрешил закрываться раньше полуночи. Если на свете и есть Скрудж, негодующе подумал Дон, бросая трубку, то это его отец.

На самом деле причина для гнева у него была всего одна и очень простая: с некоторых пор он боялся оставаться ночью один. Раньше у него всегда была компания. Приходил Бадди, а к нему, как мухи на мед, слетались все остальные. Он заманивал их бухлом и коксом, но людей тянуло к нему и так. А теперь никого не осталось. Ни единой души.

Только вот иногда Дону чудилось, что это неправда. Стоит поднять глаза – и вот они все: посередке сидит Бадди с бутылкой «Техасской отвертки» в руке и косячком за ухом, с одной стороны от него Ричи Трилони, с другой – Попрошайка Уэлч. Мертвенно-бледные, как вампиры, они смотрят на него блестящими глазами дохлых рыб. Бадди поднимает бутылку и шепчет: «Выпей-ка, ублюдок, скоро и твой час придет».

Эти видения бывали настолько правдоподобными, что у него тряслись руки и пересыхало во рту.