Стивен Кинг - Кристина

– Послушай…

– …это все равно что выбросить деньги на ветер!

– Могу я вставить слово?

– Нет, Арни, не можешь, – решительно проговорила Регина. – Не можешь.

Майкл вернулся с бокалом джина, подлил к нему тоника и передал стакан жене. Та выпила и опять скривилась. Арни сел в кресло возле телевизора и задумчиво поглядел на нее.

– Ты ведь преподаватель. Ты преподаватель – и так относишься к людям! «Я все сказала, остальные закройте рты!» Отлично. Мне жаль твоих студентов.

– Осторожнее, Арни. – Она погрозила ему пальцем. – Не зли меня.

– Могу я сказать или нет?

– Валяй. Только это ничего не изменит.

Майкл откашлялся.

– Рег, в самом деле, где твой конструктив…

Она вскинулась и зашипела на него, как кошка:

– Молчать!

Майкл вздрогнул и замолчал.

– Прежде всего, – начал Арни, – если ты внимательно изучила мои финансы – а я уверен, что ты так и сделала, – ты должна была заметить, что мои сбережения резко уменьшились в первой неделе сентября. На счете стало две тысячи двести долларов: я купил Кристине ремнабор для передней подвески.

– Ты как будто гордишься этим.

– Горжусь. – Он спокойно посмотрел ей в глаза. – Я заменил подвеску сам, мне никто не помогал. И у меня отлично получилось. Никто… – Голос его на миг дрогнул, но потом вновь окреп: – Никто не отличит ее от оригинальной. Но штука в том, что я уже положил на счет шестьсот долларов. Потому что Уиллу Дарнеллу понравилась моя работа, и он теперь постоянно дает мне задания. Если я буду откладывать по шестьсот баксов каждые два месяца (а это не предел: Уилл обещал иногда отправлять меня в Олбани на закупку подержанных авто), к концу школы на моем счете будет уже четыре тысячи шестьсот долларов. А если я еще и все лето проработаю, то скоплю к поступлению почти семь тысяч. Спасибо машине, которую ты так ненавидишь.

– Все это будет впустую, если ты не поступишь в хороший университет, – парировала Регина, легко меняя тему, как нередко делала на заседаниях университетского совета, когда кто-то ставил под вопрос ее мнение… что случалось крайне редко. Она не признавала чужой правоты, а просто переходила к следующему вопросу. – Оценки у тебя стали хуже.

– Не настолько, чтобы на что-то повлиять.

– Да неужели? А что у тебя с матанализом? Мы на прошлой неделе красную карточку получили!

Красные карточки (школьники их называли «провальными карточками») высылались родителям в середине каждого семестра и означали, что за первые пять недель четверти успеваемость их ребенка значительно снизилась – до 75 баллов и ниже.

– Это из-за одной-единственной контрольной. Всем известно, что мистер Фендерсон в начале четверти устраивает так мало проверочных, что ты рискуешь схлопотать красную карточку за один незначительный провал, а потом получить пятерку за семестр. Все это я бы спокойно тебе объяснил, если бы ты удосужилась спросить. Но ты не спросила. Кроме того, это всего лишь моя третья красная карточка за все старшие классы. Мой средний балл – по-прежнему 93, и ты прекрасно знаешь, как это много…

– Еще не вечер! – пронзительно закричала Регина и шагнула к Арни. – Во всем виновата эта проклятая машина! Ты познакомился с девушкой – замечательно, чудесно, просто супер! Но машина… это просто безумие! Даже Деннис считает…

Арни молниеносно вскочил и подлетел к матери – та на секунду забыла о своем гневе и испугалась.

– Не впутывай сюда Денниса, – дьявольски спокойным голосом молвил он. – Это наше семейное дело.

– Хорошо. – Регина снова ушла от темы: – Но факт остается фактом: учиться ты стал хуже. Я это знаю, твой отец это знает, а красная карточка по математике это доказывает.

Арни уверенно улыбнулся, и Регина насторожилась.

– Хорошо. Вот что я придумал. Пусть машина постоит здесь до конца четверти. Если я получу хоть одну оценку ниже тройки, я продам ее Дарнеллу. Он купит, это точно, за нее не меньше штуки дадут. Теперь она будет только расти в цене. – Арни обдумал что-то еще. – Нет, давай даже так: я продам Кристину, если не попаду в почетный список лучших учеников за семестр. Это означает, что я должен буду получить четверку по матанализу даже не за четверть, а за весь семестр. Что скажешь?

– Нет, – мгновенно отрезала Регина и бросила предостерегающий взгляд на мужа: мол, не лезь. Майкл, открывший было рот, мигом его закрыл.

– Почему? – с обманчивым спокойствием поинтересовался Арни.

– Потому что это все уловки, ты сам знаешь, что это уловки! – заорала Регина со всей яростью. – Я не собираюсь стоять тут и спорить и выслушивать оскорбления… Я… да я тебе подгузники меняла! Убери эту машину от дома, езди на ней сколько влезет, но чтоб я ее в глаза не видела! Все! Точка!

– А ты что думаешь, пап? – спросил Арни, переведя взгляд на отца.

Майкл открыл рот, но Регина его перебила:

– Он полностью со мной согласен.

Арни вновь посмотрел на мать. Взгляды их одинаковых серых глаз пересеклись.

– Мои слова не имеют никакого значения, верно?

– Все это зашло слишком дале… – Она начала разворачиваться к двери: губы решительно поджаты, в глазах – смятение. Арни поймал ее за локоть.

– Признай: не имеют. Если ты что-то решила, никто тебя не переубедит. Ты никого не слушаешь, даже думать не пытаешься.

– Арни, прекрати! – крикнул Майкл.

Взгляды Регины и Арни вновь схлестнулись: не на жизнь, а на смерть.

– Я скажу, почему ты не хочешь смотреть на мою машину. Дело не в деньгах, нет, ведь машина позволила бы мне заниматься тем, что я хорошо умею, и неплохо зарабатывать. Ты это знаешь. Дело и не в плохих оценках, потому что оценки мои почти не изменились. Это ты тоже знаешь. Просто ты боишься, что я вырвусь из твоей стальной хватки – чего никто и никогда себе не позволял, ни в университете, ни дома. – Он ткнул пальцем в Майкла, который каким-то чудом умудрялся выглядеть виноватым, рассерженным и несчастным одновременно.

Лицо Арни пылало, руки были стиснуты в кулаки.

– Вся эта либеральная чушь про совместное принятие решений никому не нужна. В действительности ты всегда выбирала, что мне носить, с кем играть, куда поехать на каникулы, когда и за сколько продавать машины… И вдруг у меня появилось увлечение, которое ты не можешь контролировать!

Регина размахнулась и влепила ему пощечину, прогремевшую в гостиной подобно выстрелу. На улице уже смеркалось, и мимо дома проезжали машины с желтыми глазами-фарами. Кристина мирно стояла на асфальтированной дорожке перед домом Каннингемов, как стояла когда-то на лужайке у дома Лебэя (только выглядела она теперь гораздо лучше): казалось, все эти семейные склоки ей совершенно безразличны. Она, что называется, хорошо устроилась.