Стивен Кинг - Кристина

Вдруг, неожиданно для всех и для самой себя, Регина Каннингем разрыдалась. Этот феномен был сродни проливному дождю в пустыне: за всю жизнь Арни наблюдал его лишь четыре или пять раз и сам причиной маминых слез никогда не был.

Это было жуть как страшно, позже рассказывал он Деннису, просто слезы сами по себе. Но слезами дело не ограничилось: мать словно бы мгновенно постарела на пятнадцать лет, словно в считаные секунды совершила путешествие во времени. Яркий блеск серых глаз померк, и по щекам, размазывая косметику, катились ручьи слез.

Она неловко пошарила рукой по каминной полке, пытаясь найти стакан, но в результате уронила его: он разлетелся вдребезги. Воцарилась потрясенная тишина: казалось, никто не может поверить, что все зашло столь далеко.

И вдруг, сквозь слезы отчаяния и бессилия, Регина проговорила:

– Я запрещаю ставить машину в наш гараж или возле дома, Арнольд.

Он холодно ответил:

– Я и сам уже не хочу, мама. – Подойдя к входной двери, он обернулся и посмотрел на обоих родителей: – Спасибо за понимание. Вам обоим спасибо.

С этими словами он ушел.

Майкл догнал Арни возле самой машины. Он положил руку сыну на плечо: тот ее стряхнул и принялся искать по карманам ключи.

– Арни. Прошу тебя.

Арни резко развернулся и, казалось, хотел ударить отца – чем превратил бы семейную ссору в окончательный раскол. Но в последний момент его тело обмякло, он прислонился спиной к Кристине и ласково ее погладил, будто подпитываясь ее энергией.

– Ладно, – сказал он. – Что ты хотел?

Майкл открыл рот, но замер с беспомощным выражением на лице: это было бы смешно, не будь так страшно. Он как будто состарился, поседел и одряхлел.

– Арни, – проговорил Майкл с огромным трудом, – Арни, это ужасно.

– Угу, – ответил тот, снова отвернулся к машине и открыл дверь. Изнутри пахнуло новьем и чистотой. – Здорово ты за меня заступился.

– Пожалуйста, перестань, мне и так тяжело. Тяжелее, чем ты думаешь.

Что-то в его голосе заставило Арни обернуться. Во взгляде отца он прочел отчаяние и боль.

– Я не говорю, что хотел за тебя заступиться. Я понимаю Регину и вижу, как ей больно: ты несешься вперед, сметая все на своем пути, ни перед чем не остановишься…

– Прямо как она, – сдавленно хохотнул Арни.

– В жизни твоей матери сейчас происходят большие перемены, – тихо проговорил Майкл. – Ей очень и очень трудно.

Арни заморгал, не вполне понимая, что говорит отец. Он произнес это обычным тоном, словно они обсуждали бейсбольный матч.

– Ч-что?..

– Да, перемены. Она напугана, слишком много пьет и иногда испытывает боли. Не часто, – поспешно добавил он, увидев встревоженный взгляд сына. – Она уже была у врача, это всего лишь возрастные изменения. Однако у нее серьезный эмоциональный кризис. Ты – ее единственный ребенок, и ей сейчас необходимо, чтобы в твоей жизни все было хорошо и правильно, не важно, какой ценой.

– Ага, правильно – на ее взгляд. Ничего нового в этом нет. Она всегда этого хотела.

– Разумеется, собственный взгляд на твое благополучие кажется ей единственно верным. Но скажи мне: разве ты чем-то лучше? Ты ведь хотел ее довести, мы все это прекрасно поняли.

– Она первая начала…

– Нет, это ты начал. Привез сюда машину, хотя отлично знал, как мать к ней относится. И еще кое в чем она права. Ты изменился. В тот самый день, когда вы явились сюда с Деннисом и сообщили нам о покупке машины. Думаешь, ее это не расстраивает? А мне каково? Не узнавать родного сына, видеть в нем черты, о существовании которых даже не догадывался?

– Да брось, пап! Не перегибай…

– Мы почти тебя не видим, ты все время пропадаешь в гараже и с Ли.

– Ты говоришь как она.

Майкл вдруг ухмыльнулся.

– Не-ет, ошибаешься. Это ты говоришь как она, а я говорю как идиот-миротворец, которого вот-вот подстрелит в задницу одна из враждующих сторон.

Арни чуть расслабился; его рука вновь принялась гладить машину.

– Ладно, я понял. Но почему ты позволяешь Регине собой помыкать, объясни мне?

С лица Майкла не сходила грустная униженная улыбка, похожая на улыбку собаки, которая долго бегала за палкой жарким летним днем.

– Наверное, с какими-то вещами в жизни привыкаешь мириться… И они окупаются другими благами, которых тебе не понять, а мне – не объяснить. Ну например… я все-таки ее люблю.

Арни пожал плечами.

– Что теперь-то?

– Может, прокатимся?

Арни сперва удивился, потом обрадовался.

– Конечно! Залезай. Куда поедем?

– В аэропорт.

– Куда?! Зачем?

– По дороге объясню.

– А Регина?

– Твоя мама легла спать, – тихо ответил Майкл, и Арни немного покраснел.

Он вел машину легко и умело. Новые фары Кристины пронзали поздние сумерки чистым и глубоким туннелем света. Он проехал мимо дома Гилдеров, затем свернул на улицу Вязов и двинулся к улице Джона Кеннеди. Еще два поворота – и машина выехала на шоссе, ведущее к аэропорту. Дорога была почти пустая, двигатель мягко урчал. Приборная панель светилась таинственным зеленым.

Арни включил радио и нашел питсбургскую станцию WDIL, по которой крутили только старые шлягеры. Джин Чэндлер напевал «Герцога-графа».

– Не едет, а плывет! – восхищенно сказал Майкл Каннингем.

– Спасибо, – с улыбкой ответил Арни.

Майкл втянул носом воздух:

– Да и пахнет как новенькая.

– Еще бы, в салоне много нового: одна только обивка стоила мне восемьдесят баксов. Часть денег, из-за которых так взбеленилась Регина. Я пошел в библиотеку и переписал из книжек все, что только смог найти. Но не все так просто.

– В смысле?

– Ну, во-первых, «плимут-фьюри» пятьдесят восьмого года – не самая популярная модель, о ней мало писали даже в обзорах ретроавтомобилей типа «Американские автомобили», «Американская классика», «Машины одна тысяча девятьсот пятидесятых». Вот «понтиак» пятьдесят восьмого года – это да, это классика. Они только второй год выпускали модель «бонневиль». У фордовского «тандерберда» пятьдесят восьмого года были острые наклонные плавники, последний стоящий «тандерберд», на мой взгляд…

– Я и не знал, что ты так хорошо разбираешься в ретроавтомобилях. Давно у тебя появился этот интерес?

Арни только пожал плечами:

– Вторая проблема заключалась в том, что Кристину изготовили по индивидуальному заказу: завод «Плимут» не делал эту модель в красном и белом. Поэтому я не столько пытался вернуть машине первоначальный облик, сколько заново воплощал в жизнь задумку Лебэя.

– А зачем тебе это понадобилось?