Борис Конофальский - Инквизитор. Вассал и господин [СИ]

Он глядел на солдат, которые вовсе не были так грустны как он, наоборот, отчего-то веселы они были, и дело делали так споро, что и сержантам за ними приглядывать было не нужно. Одни ставили палатки, другие рубили кустарник, что рос вокруг, складывали его в большие кучи. Это про запас, через пару дней высохнет на солнце и пойдёт в костёр. Другие искали деревья, которых было совсем немного вокруг, да и те были совсем молодые, и рубили их на нужды. И все они находились в добром расположении духа. Словно пришли домой из долгого похода.

«Радуются, дураки,– думал Волков,– чего радуются, чем кормиться тут будут в пустыне этой?»

И тут приехал Бертье. Ещё один счастливый дурак. Радуется, улыбается. Лошадь еле жива от усталости, не иначе, как гнал её понапрасну. А лошадь-то Волкова.

К луке седла привязаны три мешка: шевелятся, потявкивают.

Бертье эти мешки к нему несёт, хвалится:

– Кавалер, честное слово, удача нам была. Не зря я вас уговорил, не зря поехал.

Злит он своей весёлой физиономией кавалера, и тем, что лошадь гнал, и даже акцентом своим злит, но кавалер виду не подаёт, спрашивает:

– В чём же удача наша, ротмистр?

– Поглядите, что досталось нам за семь монет.– Радостно говорит Бертье и высыпает из мешков одну за другой четырёх собак, и приговаривает,– это месье Цезарь, прыток, прыток как! А это, поглядите, морда какая благородная, это Филипп Второй, не иначе.

Видите, как серьёзен. А это мадмуазель Пенелопа, умна очень. Хоть в шахматы с ней играй. А это Милашка Бель. Разве не красавица?!

С этими словами он поцеловал собаку.

Волкову от души хотелось дать Бертье оплеуху, целуется с собаками, дурак, да собак этих пинками разогнать, но он вздохнул и спросил:

– А не молоды ли?

– Конечно, молоды, конечно, – залопотал ротмистр, тиская последнюю собаку, как ребёнка любимого,– молоды мы, молоды, но зато сами поставим им ход и нюх, я сам всё им поставлю. Поглядите, какой экстерьер, лапы главное, на лапы поглядите, это же не собаки – львы. Видите, как широки, а ведь они ещё щенки.

Из двух помётов таких хороших собак взял и так дёшево, у меня на родине такие щенки по три талера пойдут, а Бель так за пять пошла бы одна. Думаю, что пока без псарни побудут, а потом мы им соорудим отличный домик, ведь они заслуживают хороший домик, да, мои милые? Заслуживаете.

Он стал их гладить и сюсюкаться с ними, собаки, кажется, тоже были ему рады.

А для Волкова всё это было невыносимо, он встал и сделал вид, что уходит по делам, сам же шёл прочь, лишь бы не видеть этого дурака с его чёртовыми собаками.

Солнце начало садиться, он пошёл на юг, пройтись, ноги размять, и увидал Ёгана, который ехал на лошади во главе нескольких крестьян, что вели в поводу двух лошадей с телегой.

Ёган обрадовался, увидев Волкова, подыхал к нему, слез с лошади. Как и все вокруг был он доволен и первым делом сообщил господину радостно:

– А земля-то у вас и вправду дрянь, господин.

Бертье кавалер ударить не мог, а вот этому дурню, он очень даже мог дать оплеуху. Еле сдержался.

А тот и не видит беды, дальше говорит всё так же радостно:

– Вся земля красная, суглинок, пшеницу тут сеять бестолку. Нипочём не взойдёт, семена всё равно, что выбросишь.

Волков стоял и ждал, что ещё весёлого скажет это недоумок деревенский. А того как разжигает:

– А вы поглядите, чем они пашу!

Он указал на телегу проезжавшую мимо, но кавалер даже не взглянул в ту строну:

– Сохой пашут! Без отвала, даже нож железом не оббит. Палка одна. Себя мучаютя и лошадей мордуют. – Рассказывал слуга, весело возмущаясь дуростью местных мужиков. – Дурачьё!

Волков продолжал молчать и смотреть на него. Тут Ёган начал, кажется, что-то смекать. Он изменил тон. Заговорил серьёзно:

– Плуг нужен, господин, хороший, с лемехом, с отвалом. И борона нужна, у них и бороны нет, и пара лошадей крепких, иначе хорошего урожая не будет. На такой-то земле постараться придётся, чтобы хоть что-то из неё вышло.

Волков молча повернулся и пошёл к деревне, а Ёган пошл за ним всё ещё говоря ему:

– А земли много, они и четверть того поля не распахивают, спрашивают дураки, зачем им. А вот овёс там взойдёт, даже если сейчас сеять начнём, думаю и гороха бросить – посмотреть, что выйдет. Горох – он трава неприхотливая. Вдруг пойдёт.

Волков почти не слышит, что он говорит. А слуга не унимается.

– Если плуг и семена купим, ничего, что поздно, земля мокрая ещё, можно больше ржи распахать, а дальше овёс и чукта, десятин пять, на горох пустить. На проверку. Можем даже и тысячу десятин засеять. Земля-то ваша, чего бояться. Никому за неё палить не надобно! Только на семена потратиться. Как вы считаете?

Кавалер остановился, посмотрел на него и сказал строго:

– Ничего не нужно, земля это бросовая, в оскорбление мне дана, в пренебрежение, мне такая не надобна. Завтра поедем отсюда!

– Господин, – Ёган перепугался, аж в лице переменился, удивился сильно, – да вы что? Чего вы? Как так? Как бросовая, как поедем? Кто ж со своей земли уезжает? Какая-никакая, а своя, прокормимся с неё, да ещё и как. И козы будут, и коровы, и сыр варить Брюнхвальд начнёт. Всё будет, тут нужно руки малость приложить и всё будет.

Волков стоял-стоял, думал-думал и сказал ему:

– Руки, говоришь, приложить? Ну так приложи, будешь управляющим, раз так нравится тут тебе, и не дай тебе Бог, – он потряс пальцем пред носом слуги, – не добыть тут достатку.

– Господи! – Глаза слуги округлились. Только что удивлялся, а тут перепугался. – Я управляющий?

– Ты. Раз так усердствуешь!

– Я? – Не верил Ёган.

– Да ты глухой, что ли, дурень. Кто ж ещё, тут более нет никого, тебе говорю. – Злился Волков.

– Так не грамотный я. – Ёган схватился руками за голову от ужаса.

– К монаху ступай, он научит, он учитель хороший. – Сказал Волков и снова пошёл. – Всех учит и тебя выучит.

– Господи, Господи, что же мне теперь делать? Что делать?

– Первым делом найди мне человека проворного, вместо себя, а потом список составь, что тебе нужно будет. Семена эти твои, плуги, лошади, – стараясь сохранять спокойствие, говорил кавалер.

– Список? – Ёган всё ещё сжимал голову руками и говорил сипло от волнения. – Это бумагу что ли написать? Так как же я её напишу, если я писать не умею?

– К монаху иди, дурак, к монаху! – Заорал Волков и быстро пошёл от него, как только мог быстро, не хотел он больше никого ни видеть, ни слышать.

И так в этот вечер он был суров и мрачен, что больше никто с ним заговорить не решился. Сторонились его и слуги, и офицеры. Как стемнело, так он, отужинав, быстро ушёл в сою платку и лёг спать.

Зря он в город не пошёл ночевать, там трактир бы нашёл. Денег бы на хлеб и на палатки в людской с лакеями хватило бы. А тут вон как…