Борис Конофальский - Инквизитор. Вассал и господин [СИ]

– Ополоумела?

А сам уже стоит настороже, опасается её, она по глазам его видит, что боится.

И от этого ей так хорошо вдруг стало, так весело на душе, что засмеялась она, и говорит:

– Чего же ты как девица, это не я тебя, а ты меня лапать должен.

– Не должен я ничего, – говорит он с опаской, которая так веселит сердце её.– Садитесь в карету.

– Так руку мне дай,– говорит она,– помоги подняться.

А он стоит, смотрит на нее, и приблизиться к ней не решается.

– Да не бойся ты,– смеётся Агнес.– Иди сюда, не трону я тебя, девицу нежную.

– Не боюсь я, – говори Максимилиан.– И не девица я.

А сам подходит с опаской, руку подаёт издалека.

Девушка на руку почти не опирается, пальцы пальцев едва касаются, и когда она уже поднялась в карету, а он готов был уже ступени поднять, и забылся. Агнес вдруг наклонилась, и что есть силы, ногтями впивается ему в щёки, раздирая их до крови. И шипит по кошачьи, слова тянет сквозь зубы:

– Вот тебе, поскудник, будешь знать, как противиться мне.

Он остановился на дороге, и стоит, щёки разодраны, губы изгрызены, руки липки от крови. И в глазах его страх. А Агнес, усаживается поудобней в подушки, видит всё это, и сердце её поёт от радости. Она улыбается, говорит ему, как ни в чём не бывало:

– Так, поехали уже, до города ещё не близко, а дело к вечеру пошло.

Он вытер кровь с лица пятернёй. Огляделся, эх, сбежать бы, да нельзя, господин задание дал. Никак нельзя. Он подошёл, закрыл дверцу кареты, стараясь не смотреть на девицу. Потом забрался на козлы, куда ж деваться, присвистнул и встряхнул вожжи:

– Но, ленивые.

Агнес улыбалась. Она вдруг подумала, что раньше она мало улыбалась.

Да, до того как она встретила господина улыбаться ей было не от чего. А теперь она улыбалась, и даже смеялась часто. Раньше она и подумать не могла, что будет в карете ездить, и носить бархатные платья. Размышляя об этом, она погладила подол своего платья: как приятно руке от бархата. Потрогала батистовую рубашку, кружева на манжетах, и гребень в волосах черепаший, высокий, и шарф шёлковый, что гребень накрывает. Всё у неё ладно, всё красиво. Так чего же ей было не улыбаться. А то, что Максимилиан артачится, так это дело времени. Он никуда от неё не денется. Будет, будет ей ноги целовать. А вот господин… Господин, другое дело, с ним не просто придётся… Задумалась она, замечталась.

Ута сидела напротив, не шевелясь и не смотря на хозяйку. Она боялась смотреть на неё лишний раз. Не возможно было знать, что замышляет её хозяйка, когда так страшно улыбается.

Ветер встречный быстро высушил царапины на лице Максимилиана. На молодых раны заживают быстро. Так же быстро, как он гнал карету на север. Хотел юноша побыстрее сделать дело, довести эту полоумную девку до Малена. Там и расстаться с нею.

Поэтому гнал лошадей, хотя и не умел, как следует управлять ими.

На то специальная сноровка нужна. Но Бог к нему был милостив, вскоре показались стены и башни города.

Немного ошибся он, взял на развилке левее, оттого не к южным воротам выехал, а сделал небольшой крюк и поехал к западным.

А вдоль западной дороги стояли виселицы. Там разбойников, беглых мужиков и конокрадов вешали. Ну не в город же их тащить, в самом деле.

Там, у одной из не занятых виселиц, сидел на колоде, из тех, что ставят под ноги висельникам, немолодой стражник, с кривой и ржавой алебардой и большим ножом на поясе. А в пяти шагах, перед ним, на земле, сидел мужик. Чёрная, понурая голова, и кисти рук его торчали из тяжких колодок, что были заперты на висячий замок.

Карета шла тут не очень быстро и Агнес устав от кустов да оврагов заинтересовалась мужиком и стражником. Решила выйти, до города уже почти доехали, спешить некуда, и посмотреть, может его вешать будут.

– Вели остановиться,– сказала она негромко, не отрывая взгляда от мужика-колодника.

Ута тут же кинулась кричать Максимилиану:

– Остановите, остановите, госпожа велит встать!

Нехотя, юноша натянул вожжи. Карета остановилась, проехав чуть дальше колодника.

Он спустился, и, открыв дверь, откинул ступеньки, осторожно, чтобы не дать оцарапать себя ещё раз, подал руку как-бы издали.

Агнес с призрением глянула на него и, оперевшись на его руку, спустилась из кареты. Пошла, выгибаясь и разминая затёкшее тело. Пошла к колоднику. Посмотреть его.

Даже издали он был ужасен. Черные сальные волосы, жёсткие, как щетина, заросшее лицо в глубоких оспинах. Но заросло оно не всё. Левая щека его была давно разодрана, да так, что дыра свежая в щеке имелась такая, что палец просунуть можно, в которую видны были жёлтые зубы.

– Госпожа,– окликнул её стражник озабоченно,– стойте от него подальше, он душегуб. Он девку убил.

– Врёшь,– гортанно и хрипло, но негромко отвечал мужик.

– И говорят не одну, работал конюхом кладбищенским, мертвяков возил, бродяг, да нищих мёртвых собирал, говорят шлюх за кабаками мучил, говорят и убивал, но то разговоры всё были, а тут, на последней его и поймали.– Продолжал стражник. – Осудили.

– Брешешь, пёс, – зло сказал мужик.

На сей раз, стражник его услышал, не поленился, поднялся, пошёл, и как следует двинул мужика в рёбра древком алебарды, сел на место и сказал:

– Погавкай мне ещё, палачей не дождусь, сам тебя прибью.

Мужик скривился и оскалился от боли, но ничего больше стражнику не сказал.

– Значит, вешать его собираетесь?– Спросила Агнес.

– Именно, – кивнул стражник, – только вот палачи сволочи, обещали после обеда быть, я их уже тут полдня дожидаюсь, не дай Бог забыли про меня, я потом, им покажу подлецам…

Агнес его слушать не стала, что-то привлекло её в этом страшном мужике, она подошла ближе, склонилась, и заглянула ему в глаза. Глаза были карие, с красными жилами, с желтизной в белках. Взгляд его был взглядом животного, что в капкан попало.

– Убивал баб?– Тихо спросила она, наклоняясь к нему.

Спросила тихо, да мужик поёжился, не будь на нём колодок в палец толщиной, так почесался бы, наверное, так неуютно ему стало под взглядом девушки.

– Отвечай без вранья,– продолжала она, не отрывая от него своих глаз.

А он отвернулся, не выдержав её взгляда. И промолчал.

– Вы подальше от него встаньте.– Продолжал стражник.– Мало ли…

Но Агнес даже не глянула на него, и продолжила:

– Глаза ко мне повороти, на меня смотри.

Мужик чуть поупрямился и опять на неё поглядел.

А она и спрашивает:

– Каково ремесло твоё?

– Конюх я, сызмальства при конях. – Ответил он.

– А с моими конями управишься?

Мужик с удивлением посмотрел на неё, потом на её карету и лошадей, затем снова на неё, и ответил:

– Управлюсь, не велика наука.

Агнес смотрит как у него в дыре, что на щеке, зубы двигаются, очень ей это любопытно, но сама дела своего не забывает и дальше спрашивает: