Борис Конофальский - Инквизитор. Вассал и господин [СИ]

– Найдёшь мне? – Тихо спросила Агнес.

– Нет уж, это вы сами. – Женщина замотала головой.

– А за талер?

– Нет, госпожа.

– А за два?

– Нет.

– А за три?

– Нет, госпожа, – упрямо твердила горбунья.

– Чего ж ты боишься, дура кособокая? – Начинала злиться Агнес. – Кто ж тебе ещё даст столько денег, да и за что?

– Даже и за три мне к попам в подвал нет охоты попадать. Если донесёт кто, то уж точно в подвале мне быть.

– И кто же донести может? – Шипела Агнес.

– Мало ли, меня и так ведьмой ругают.

Ведьма. Это слово начинало Агнес злить. Не понимала она, отчего все так бояться даже говорить его лишний раз. И сейчас девушка думала: чем же купить эту бабу, коли серебро ей не мило? Она помолчала, не то со злостью, не то с презрением глядя на горбунью, и сказала:

– Дня через четыре снова тут буду, если найдёшь то, что мне надобно, так пять талеров дам тебе.

Нет, не польстилась кособокая на её предложение, стояла криво и молчала. И тогда Агнес и говорит:

– Или мужа тебе найду.

И тут же она поняла, что угадала. Да, точно угадала. Лицо горбуньи переменилось вдруг и сразу, странная улыбка по лицу прошла, как тень. Глаза бегали, словно свидетелей их разговора искали или даже от смущения она их прятала. И после говорит горбунья:

– Да кто ж на меня такую позариться?

Тут уже Агнес силу свою найдя, говорит ей уверенно:

– Будешь служить мне, так и муж тебе будет.

– Служить?

– Буду здесь, когда обратно поеду, может, через три дня, а может, через неделю, – теперь уже повелительно говорила Агнес, – коли хочешь мужа иметь, так найди мне мандрагору. Это тебе испытание будет.

Горбунья рот раскрыла, да девушка уже повернулась к ней спиной и пошла в трактир, нечего было ей тут смотреть, и Ута, служанка её, шла за ней следом.

Что ж, Игнатий потратил честно все выданные ему деньги и после купальни и цирюльника стал выглядеть лучше. Хотя звериного в нем не много убавлюсь, просто чище стал, и волосы стали пригляднее.

– Ладно, – сказал Агнес, оглядев его, – теперь одёжу надобно тебе справить, негоже кучеру моему как вору трактирному ходить. Видел ли ты лавки с одеждой тут?

– Тут прямо, недалеко, госпожа, – отвечал кучер.

– Так поехали.

Нечасто к купцу Ленгфельду заходили такие юные госпожи. В его городке таких немного было, а проезжих так и ещё меньше. По карете, что перегородила улицу, видно было, что госпожа и богата, и знатна. А уж как по её лицу это было видно! Зашла, огляделась, носик наморщила от запаха плесени. Не привыкла, видать, к такому. Сразу видно, в золотой люльке лежала, с серебра ела и пила сызмальства. Не иначе, как в графской семье родилась.

Ленгфельд кланялся ей в пол, пытался угодить, как мог, хотя и понимал, глядя на её платье, шарф и кружева, что угодить ей будет непросто.

Она только тронула ноготком лучшую его ткань, как он кинулся и, поднеся лампу, размотал рулон, чтобы госпожа как следует рассмотрела её. Но она отвернулась без слов, пошла по лавке дальше. Служанка за ней. Он последовал за ними с лампой в руке, не зная, что бы ещё ей предложить, и как он рад был, когда она, наконец, произнесла:

– Надобно мне кучера одеть, одежду он свою потерял, есть ли у тебя платье для мужей статных и крепких?

Конечно, у него оно было. Если такую изысканную деву ему и не чем было удивить, так для кучера у него всегда нашлось бы платье. Хоть и не новое, хоть и молью где-то битое, но нашлось бы.

– Да, госпожа, разумеется, есть у меня платье. Не мужицкое, ландскнехтов достойное.

– И чулки нужны, и рубахи, и башмаки, – лениво говорила юная госпожа, – и шляпа.

– Всё отыщу, – обещал купчина, кланяясь, прикидывая, что с этой девицы он-то уж денег возьмёт.

– Зови Игнатия, – сказал Агнес служанке, и та мигом выполнила распоряжение.

Вид пришедшего возницы смутил купца, а кого бы не смутил? Но госпожа говорила с кучером так, что купец подумал сразу, что верен он ей, и побаиваться его перестал, а стал доставать и показывать товар. И показывал он не кучеру, а госпоже, и та только говорила, указывая перстом:

– Те чулки мне по нраву, в пору ли будут ему?

– В пору, госпожа, в пору, – убеждал её купчишка, – то на великих людей шиты чулки. Коли желает примерить, так пусть берёт.

– А колет этот в пору ему будет? – Спрашивала она.

– Примерим немедля, – заверял купец, помогая кучеру одеться.

Всё брала ему она одежду и брала: и панталоны огромные, все в разрезах, и рубахи с кружевными манжетами, и берет с пером, так как доброй шляпы по размеру сыскать не удалось, и пояс шёлковый. А купец был рад, вещи-то всё недешёвые. И главное, что юная госпожа ни разу даже цену не спросила. У купца уже руки от предвкушения тряслись, кучер уже одет был с головы до ног и башмаки отличные примерял, купец боялся, что сейчас скажет ей цену, а она в крик удариться, он паузу сделал, прежде чем сказать:

– Четыре талера, шестьдесят шесть крейцеров, – он улыбался, склонился до роста её, чтобы в глаза госпоже заглянуть.

Ждал ответа, торговаться был готов, готов был до трех талеров отступить, если торг пойдёт, а то и до двух восьмидесяти, но торговаться не пришлось, юная госпожа сказала ему, беря шаль с лотка:

– Хорошо, только ещё шаль эту возьму для дуры совей, – она небрежно кинула шаль своей служанке и достала из кошеля на поясе золотую монету. Показала ему. – Сдача у тебя будет?

Купчишка на монету глянул, опытный он был в торговых делах и в денежных тоже, сразу заметил, что монета стара, и решил ещё и на этом заработать:

– Госпожа, гульден ваш не нов, весу много потерял за годы хождения, цена его едва ли больше пятнадцати талеров будет, – изображая большое сожаление на лице, врал Ленгфельд

И тут девушка заглянула ему в глаза с прищуром, да так, словно до дна души заглянула, сурово спросила его:

– А не врёшь ли ты мне, купец?

Будь у купчишки совесть, так он от неё бы покраснел, а так покраснел он от волнения, что вся его торговля может прахом пойти. И он, выдавив из себя улыбку кривую и жалкую, пролепетал:

– Да разве я бы осмелился?

Она смотрела на него подозрительно, ищя подвоха, и лишь подождав, сунула ему в руку потёртый талер, на который он даже не взглянул от радости, и произнесла:

– Так сдачу считай.

– Немедля, – кланялся он, отчитывая серебро, – немедля, госпожа, отсчитаю.

Быстро, пока удача идёт, посчитал всё, предал серебро ей в ручку бережно и опять поклонился.

Юная госпожа деньги не пересчитала, ссыпала их себе в кошель и пошла к двери, конюх пошёл впереди её, а служанка в новой шали на плечах позади. А купец Ленгфельд шёл за ними и говорил, что Бога благодарит, что такие покупатели его посетили, и кланялся, и кланялся. Так до самой кареты дошёл, убедился, что госпожа в неё благополучного села, и ещё и тогда кланялся и махал рукой вслед.