Виктор Лаваль - Подменыш [litres]

– Я и вы, сестры, – мягко проговорила Кэл, проходя по комнате, и Аполлон решил, что это какое-то приветствие. – Мы одинаковые.

– Я и ты пришли из одного места, – ответили женщины одновременно.

– Как долго Эмма здесь находилась? – спросил Аполлон, когда Кэл повела его к единственному столу в комнате, на котором стояли тарелки.

– Три месяца, – ответила Кэл. – В общем.

– В общем?

– Она возвращалась в Нью-Йорк по крайней мере раз в неделю. Именно она создала нашу библиотеку. Эмма была потрясена тем, какая она у нас бедная. Она не представляла свою жизнь без книг. Даже здесь она хотела, чтобы дети читали. Эмма ни на мгновение не переставала быть библиотекарем. Детям это нравилось, но некоторые женщины думали, будто она их осуждает.

Аполлон отчаянно хотел есть, но у него не было аппетита.

Кэл положила в миску овсянку.

– Она здорово подходит для холодного утра.

– А как Эмма приезжала и уезжала? Я уверен, что водное такси не останавливается у вашего волшебного острова.

– У нас имеется собственный флот, – ответила Кэл и посыпала кашу коричневым сахаром. – Ну, флот – это громко сказано, рыболовная лодка и еще одна, совсем маленькая, чтобы плавать на короткие расстояния. Как раз на ней Эмма привозила книги.

– Она справлялась с управлением маленькой лодочкой на Ист-Ривер?

– Пару раз у нее, конечно, возникали проблемы, – ответила Кэл, которая повела его в угол, где они могли спокойно поговорить. – Но твоя жена никогда не сдается. Разве ты не знал? У нее сильный характер.

– Да, это я знал, – сказал Аполлон.

Кэл уселась на полу и показала Аполлону, чтобы он устраивался рядом, и поставила ему на колени миску с кашей.

– «Когда папа ушел в море», – прочитала вслух Кэл.

Аполлон принялся листать страницы. Мама сидит в саду. Ида в доме с ребенком, играет на рожке. У окна маленькие фигурки в красных одеждах, лица скрывают тени. Гоблины пробираются внутрь. Кэл потянулась к книге и перевернула страницу.

Теперь Ида стоит у окна и играет на рожке, а у нее за спиной гоблины уносят ее маленькую сестру. Рот малышки открыт в крике, в глазах страх и мольба, но музыка мешает Иде услышать сестру. Гоблины оставляют в колыбели замену – ребенка как две капли воды похожего на сестренку Иды и одетого точно так же. Если не считать того, что подменыш вырезан из куска льда.

На следующей странице Ида вынимает ребенка из колыбели, прижимает к груди и что-то тихо напевает. Потом шепчет ледышке: «Я тебя люблю», но подменыш не может обнять Иду в ответ, потому что он не живой.

Кэл закрыла книгу.

– Я не знаю, почему отец читал тебе эту книгу, когда ты был маленьким, – сказала она. – Но в ней рассказывается правдивая история. Вы с Эммой попали в уродливую сказку. Каждая женщина на нашем острове побывала там, где ты находишься сейчас. Не имеет смысла закрывать глаза на правду или делать вид, что это не так. Ты переплыл реку и уже не можешь вернуться. Уильям прав, по крайней мере насчет одного. Мы все здесь ведьмы. Но позволь я скажу тебе кое-что еще: мужчина в той клетке водится с чудовищами.

Аполлон снова на мгновение подумал об угрозе кавалерии, про которую говорил Уильям.

Я не намерен ничего отменять. Даже не стану пытаться .

Аполлон принялся за свою кашу, некоторое время они с Кэл молча ели, и он стал замечать голоса других женщин. Кто-то шутил, другие обсуждали рутинные дела и работы, которые требовалось сделать на острове, тут и там женщины сидели по двое и о чем-то шептались.

– А эти женщины… – Аполлон не смог закончить свой вопрос.

– Сделали ли мы то же, что и Эмма? – Кэл положила ложку в миску. – Да. Все мы.

Аполлон поставил миску на пол.

– А как же дети, которых я видел во дворе? – спросил он.

– У некоторых из женщин было больше одного ребенка. Когда они пришли ко мне, они привели с собой остальных детей.

– И что дети знают про то, что произошло?

– В библиотеке мы учим их читать и писать, а также арифметике.

– Но не истории.

– Нет, не истории.

– Почему они здесь остаются? Как мне кажется, жизнь тут довольно непростая.

Кэл, не сводя серьезного взгляда с Аполлона, выставила вперед подбородок.

– Остаются не все. Я этого не требую. Они появляются здесь запутавшиеся, охваченные горем, и я предлагаю место, где им поверят, не будут ни в чем обвинять, не отмахнутся, не потребуют объяснений. Тебе известно, как мало женщин получает столь простой дар? А ведь он творит чудеса. Кто-то решает нас покинуть, но все уходят, став сильнее, чем были, когда сюда пришли.

Аполлон встал, держа миску в руке и зажав книгу под мышкой. На короткое мгновение он навис над Кэл и даже не успел выпрямиться, как к нему подскочила одна из охранниц с булавой в руке.

– Я всего лишь захотел встать! – крикнул Аполлон, которому стало не по себе.

Все тело у него отчаянно болело после вчерашних побоев, и он не понимал, как они вообще могут рассматривать его в качестве угрозы. Он даже на ноги поднялся с трудом.

Кэл встала на колени, затем медленно, с трудом поднялась на ноги. Днем она выглядела на свой возраст.

– Он в порядке, – сказала она и похлопала охранницу по плечу.

Аполлон прошел мимо группок женщин, продолжавших завтракать, сидя на полу. На длинном столе стояло два таза, наполненных водой. Он сделал все, как делали женщины, – выбросил остатки каши в почти полное ведро, для компоста, затем вымыл миску в тазах.

Пока он этим занимался, Кэл подходила к женщинам, говорила что-то одной, потом другой, и вернулась к нему, только чтобы показать, куда следует поставить мокрую миску. Выполняя ее указание, Аполлон раздумывал, не рассказать ли Кэл про сделку, которую предложил ему Уильям, и о его угрозе. Но, когда она к нему подошла, промолчал.

– Могу я взглянуть на детей? – спросил Аполлон. – Я бы очень хотел с ними встретиться.

Кэл еще раз окинула его взглядом с ног до головы.

– Ты действительно этого хочешь?

– Мне понравился их смех.

Она выбросила остатки каши из своей миски, вымыла ее и поставила сушиться.

– Чудесам нет конца, – сказала она скорее себе самой.

Кэл вывела Аполлона во двор, где резвились дети, у которых началась перемена. Несколько старших мальчиков играли в салки, остальные пинали или бросали большие пластиковые мячи. Невероятнее всех ему показалась девочка лет трех, которая каталась на самокате по неровным кирпичам двора. Она держалась за низко расположенные ручки, одна нога стояла на доске, другой она отталкивалась от земли. Малышка еще не научилась держать равновесие, падала и вставала, снова падала и опять вставала. Когда к ней подошла женщина, чтобы помочь справиться с самокатом, девочка ее ударила. Она хотела сделать все сама.