Дмитрий Костюкевич - Дорога вспять. Сборник фантастических рассказов

– Помнишь, что он сказал? – спросил я.

– «А-а». А потом: «гады».

– Да не домовой, а ты-из-прошлого.

Лёха почесал лоб. Домовые продолжали бесноваться, улюлюкать и сыпать на пол крупу.

– Что-то про твою машину?

– Да нет же. Он спросил, на «той ли мы хате с коммунальщиками», или как-то так. С коммунальщиками. Во множественном числе, понимаешь? Можно было сразу догадаться!

– Ну уж извини. Проворонили. Пропала подсказка века.

– Хватит ёрничать.

– Хватит трепаться.

Но меня уже донимала иная мысль.

– Как ты… то есть он попал в сортир этой квартиры, если он из будущего? Мы что, тут поселились?

– Может, он попал в прошлое из другого сортира, в другой квартире?

– Это как?

– А вот так. Временное наложение тебя не смущает, а пространственное, значит, да?

– Ладно. Проехали.

От гонок по стенам у меня начало рябить в глазах.

– Веник? – спросил Лёха.

Я кивнул. Лёха расцвёл:

– Люблю по старинке.

Лёха открыл дверцу, достал веник и ударим им по воздуху. Куда-то в эпицентр движения.

Кривоногий домовой отлетел к батарее, шерстяная шапка слезла на волосатое ухо.

– Выметаю, выгоняю! – завёл пластинку Лёха. – Выметаю, выгоняю!

Второй домовой – чёрный, лохматый – замер на карнизе над окном и зашипел.

– Лёх…

Зашипел и тот, что в шапке, кривоногий, сбитый веником. Оба смотрели на меня.

– Лёх… – снова позвал я. Слюна во рту загустела, руки похолодели.

– Выметаю, выгоняю!… Чего тебе? Не видишь, делом за…

Они смотрели на меня. Почти одинаковые лица. Почти…

– Похоже, настоящая нечисть в этой хате – наш заказчик.

– Что?

– Их лица.

– Ну?

Я сорвался:

– Да присмотрись ты к ним! Это же не просто копии человеческого лица! Это копии определённых эмоциональных состояний!

Лёха опустил веник.

Домовой в шапке смотрел на меня. Его лохматый «брат-близнец» пялился на Лёху.

– Твою ж… – выдохнул Лёха. – Похоть и ярость?

– Похоть и ярость, – подтвердил я.

Это было на лицах коммунальщиков. Не временная эмоция, а застывшая, константная. Вечный слепок.

– У нашего нанимателя жёсткое растроение личности.

– Как минимум, – сказал я.

– Как минимум «жёсткое»?

– Как минимум «растроение».

– И что делать? – спросил Лёха.

– Это должно быть нашей проблемой?

– Не думаю. Это – проблема людей.

– Тогда – заканчивать работу.

В открытом навесном шкафчике виднелась уходящая в темноту лестница.

– Вы больше не сможете там прятаться, – сказал я домовым, изуродованным человеческими пороками.

В ответ – рык. Возможно, они даже не умели говорить. Как и потаённые личности нашего нанимателя. Темноте не нужны голоса, достаточно – звука.

Лохматый бросился на меня и попытался укусить за лицо. Я схватил его за плечи и откинул назад. Он ударился головой о батарею, заскулил, обратил лицо к лестнице в полумраке шкафчика и прыгнул туда.

Шмяк!

Он словно врезался в невидимую преграду. Упал на линолеум.

– Мы знаем о чёрных тайнах. Теперь их не спрячешь в темноте. Теперь в ней не спрятаться самому.

Лёха достал из кармана небольшую коробочку, открыл, взял мел и вывел на стене два слова.

«УБИЙЦА»

«НАСИЛЬНИК»

Домовые закричали.

Убивать словом не так просто как кажется, и не так комфортно, как могло бы.

Слишком много шума.

Последние домовые этой квартиры превратились в сияющие шары голубого света, которые взорвались яркими, как новенькая иномарка в солнечный день, искрами. В некоторых местах начал тлеть линолеум. Я набрал в стакан воды и залил чёрные точки водой.

Последняя неприятность.

Если не считать мыслей о лопнувшей машине…

В топку будущее! И кто сказал, что даже намёк о ещё не свершившемся – это круто?

Стоп кадр.

Охотники на домовых и сами домовые.

Мы как писатели и неграмотные читатели. Мы с Лёхой пишем, а они не понимают наших произведений. Фыркают, противятся, не принимают. И, в конце концов, самоликвидируются, подальше от наших рукописей.

Мы ведь настойчивые.

Писать не перестанем.

Пуск кадр.

Плата за очистку квартиры ждала нас в кухонном ящике, рядом с вилками и ложками. Она была там всё это время. Нам доверяют, другого выхода нет. Даже у монстров с человеческими лицами.

Лёха пересчитал купюры и спрятал в карман.

– Как насчёт молока? – спросил он.

– Со сладеньким, – кивнул я.

– Непременно. Нужно отметить.

Когда не останется домовых – это обрадует лишь людей. Тех, что живут под крышей своих домов, а не где-нибудь в пещерах или ромашковых полях. Порадуются люди, да и забудут, как когда-то забыли дворовых (этих не перебили охотники, а отвергли сами дворы, бетонные, злые, с ржавыми детскими горками и изгаженными газонами), – других проблем валом.

Когда не останется домовых – пропадут заказы. Мы с Лёхой потеряем работу.

Когда-нибудь так и будет.

Мир без домовых.

Потому что мы с Лёхой профессионалы. А люди не любят текущие потолки и несчастья.

Мир без злых домовых: выживал и проказников .

Мы-то – помощники – собираемся жить вечно. По возможности.

– Когда-нибудь придётся самим мочиться на потолок, – вздыхает Лёха. – И охотиться на самих себя…

Он говорит с сожалением. В шулерстве – мало приятного. Только результат.

– Угу. Когда-нибудь, – соглашаюсь я, запивая рафинад топлёным молоком.

Угу . Приятного мало.

Да и эти потолки, знаете ли… Законы гравитации, все дела. Цель вроде и под тобой, когда стоишь вверх тормашками возле люстры, но объясни это жидкости…

В общем, та ещё работёнка.

Даже для домового.

Из дневника Дмитрия «Коркамурта» Чердачного.

Разумеется, утерянного.

Дневника – не Дмитрия.

Те, кто утверждают, что дурные мысли притягивают несчастье, – правы. Это как постоянно плевать в канализационный люк, только изотерический. Рано или поздно оттуда появится некто в каске и настойчиво поинтересуется, какого лешего вы тут вытворяете.

Уже довольно давно Сергей Иванович Накликаев занимался мысленным словоблудием – прогнозированием своего ближайшего будущего. Самого-самого ближайшего, того, что вот – за углом дома в виде ледяной морковины, сорвавшейся с крыши. Или на кухне с запертыми окнами и потухшим огнём в духовке старой газовой плиты (тут надобно уточнить: на кухне какого-нибудь менее удачливого в бизнесе товарища – «умный» духовой шкаф Накликаева подобных фокусов не позволил бы). Или где-то внутри самого Накликаева, по словам врачей здорового, как бык, в виде внезапно отказавшей какой-нибудь важной релюшки…

Но не мог, не мог он принять, что всё идёт так гладко! И в личной жизни, и в работе, и в плане здоровья! Обязательно где-нибудь подлянка сыщется, пробьёт на контур в слабом месте… Да так, что мало не покажется!