Джонатан Мэйберри - Гниль и руины

Вместо прямого ответа Никс спросила:

— Ты хочешь провести в Маунтинсайде всю свою жизнь?

— Приходится же жить где-то, — начал он, но увидел, как в ее глазах зарождается разочарование. Никс потрясла головой и наклонилась над книгой. Карандаш балансировал, подхватывая поток ее аргументов. До того, как она закончила половину абзаца, кривая линия чаек пролетела над головой. Их грудки были белыми, как снег, а кончики крыльев черными. Никс кивнула в их сторону.

— Они, возможно, спят на побережье, прямо возле океана. Согласно картам, мы находимся менее чем в двухстах километрах от Тихого океана, но я никогда не видела его. Никто из наших сверстников не видел. И судя по тому, как идут дела, никто и не увидит. Это, вероятно, все равно, что побывать на другой планете.

— Почему ты хочешь увидеть его?

— А почему ты не хочешь?

— Я… — Он знал, что забрел в опасную область. Ее вопрос был наполнен всеми видами препятствий и изрыт кроличьими норами. Он не знал, к чему конкретно она клонит, но был достаточно сообразителен и понял, что близок к тому, чтобы ступить в такое место, которое может причинить ему вред. — Я никогда по-настоящему не задумывался об этом, — сказал он, и это было правдой. — Слушай, я вроде бы тебя понимаю. Ты разочарована в том, что город и есть весь твой мир, мы все испытываем это чувство. Ладно. Это гребаный отстой, и мне это тоже не нравится. Но как мы можем изменить это, изучая зомов?

— Ты помнишь тот урок истории, когда мистер Вестменш рассказывал нам о войне? Он говорил, что история свидетельствует о том, что завоевывать легче, чем управлять. Как раз эта идея так сильно нравится Чонгу.

— Они выиграли войну, но потеряли мир, — добавил Бенни. — Но я забыл, о какой именно войне говорил тогда мистер Вестменш?

— Он, возможно, так же рассказывал об этой войне. О последней войне. Первая ночь подобна атаке исподтишка, за которой последовали систематические вторжения. Так действовала и Германия на начальном этапе Второй мировой войны. Мы проиграли, потому что были совершенно не готовы к нападению, а к тому моменту, как поняли суть этих атак, было уже слишком поздно для организации ответного удара.

— Ты сейчас кого-то цитируешь?

— Нет. Почему ты так решил?

— Не знаю… просто, это звучит довольно замысловато.

— Для девушки? — Этот вызов заставил ее веснушки опять засветиться.

— Нет, — ответил Бенни, — для кого-то младше меня. Или… даже кого-то постарше.

Она проигнорировала подразумеваемый комплимент и вернулась к теме:

— Прямо сейчас мы удерживаем наш город. Мы больше не проигрываем войну, потому что враг исчерпал запас методов наступления. Мы возводим стены, и они не могут разрушить их. Мы знаем, что любой, кто умрет, превращается в зома, поэтому соблюдаем все меры предосторожности вокруг больных и умирающих. У нас есть пистолеты и оружие, защитные куртки, трупный яд кадаверин. Мы заложили фундамент целой новой науки ведения войны против врага.

— Хорошо. Итак?

— Итак… мы можем вернуть назад остальные части страны.

Бенни кивнул. Он рассказал о его кратких разговорах на эту тему с Томом и Робом Саккетто. Хотя ни один из этих разговоров не заходил далеко, и ни у кого из них не было такой страсти в голосе, которую он слышал в голосе Никс.

— В Тихом океане, не так далеко от побережья, находятся острова. Я читала книгу о них. На некоторых проживало всего несколько тысяч человек, и даже если все эти острова заполнены зомами, у нас есть новые данные, достаточно людей и оружия, чтобы очистить их. Зомы не умеют плавать, не могут использовать лодки. Мы можем селиться на таких островах. В книге сказано, что на нескольких из них имеются пригодные для сельского хозяйства земли.

— Чтобы заселить их, уйдут годы.

— У нас есть эти годы. У нас больше ничего нет, только время, Бенни. Годы и годы, и вечность, ведь это все, что нам осталось.

— Чем все это лучше того, что мы имеем сейчас здесь? У нас есть пахотные земли, за которые не нужно сражаться.

— Потому что там, на островах, в конце концов, останутся только люди. Даже если там начнется вспышка болезни или кто-то забудет запереть себя ночью и превратится в зома, это не выльется в еще одну Первую ночь. И нигде-либо поблизости. Каждый знает базовые правила, как справляться с зомом. Мы обучались этому через игру, когда были в первом классе. У нас сложилась культура охотников на зомби, Бенни, пусть даже большинство людей отрицают это или делают вид, что все обстоит иначе.

Бенни размышлял об этом, пытаясь обнаружить слабые места, но не находил их.

— Если бы там остались только люди, — продолжала Никс, — им не пришлось бы жить в постоянном страхе. В охотниках за головами исчезнет необходимость. Это опять будет настоящий мир. — Она посмотрела на восток, как будто могла видеть линию ограждения с заднего двора Бенни. — Ты воспринимаешь стену, как то, что ограждает от зомов снаружи. Но я нет. Я вижу ее, как нечто, удерживающее нас внутри. Здесь мы в ловушке. Быть запертым в ловушке, это не значит быть живым и находиться в безопасности. И это не свобода.

Бенни смотрел на нее, на профиль лица, на то, как она вглядывается в невидимый забор. Никс была такой хорошенькой, такой умной, такой… в общем, сочетала в себе все хорошее. «Открой свой рот, ты, придурок, — приказывал он себе, — просто скажи ей».

— Никс, — мягко произнес он, не имея никакого понятия, что скажет дальше.

— Что? — она все еще смотрела на восток, наблюдая, как все новые чайки приближаются с той стороны и устремляются вперед к невидимому побережью позади них.

— Я действительно хочу увидеть океан.

Она повернулась к нему.

И он продолжал:

— Океан, острова к западу или что бы там ни находилось по другую сторону «Гнили и руин» на востоке. Возможно, то, что находится в другой стране. Что бы там ни было, я хочу увидеть это. Не хочу провести свою жизнь в этой клетке для трусов. — Он сделал вдох, подбирая слова, чтобы правильнее выразиться. — Ты права. Если мы не выберемся из этого города, все приведет к тому, что мы умрем здесь. Я имею в виду всех жителей. Маунтинсайд был способом для Тома и остальных взрослых пережить Первую ночь. Но сейчас это…

Она закончила эту мысль за него:

— Сейчас это гроб. Ни пространства, ни воздуха, ни будущего.

— Точно.

Даже несмотря на то что его внутренний голос кричал на него, чтобы он сказал больше, он не мог заставить язык сформировать слова. И сидел там, пристально смотря в ее глаза. Спустя долгое время Никс вздохнула. Она провела по его лицу. Не более чем призрачно-легкое касание кончиков пальцев на щеке.

— Один из нас самый глупый человек во всем огромном мире, Бенни Имура, — произнесла она. А затем поднялась и пошла внутрь, чтобы умыться.