Кэтрин Блэр - Манящая тень [litres]

Комната сотрясается от крика потрошительницы. Ее глаза сияют разными оттенками света, отобранными у Ивана.

И тут меня осеняет.

«В случае определенных сил потрошение может привести к гибели».

Это правило касается не только тех, кто теряет силу, но и самих потрошителей.

Забирая всю мощь у Ивана за раз – у аномала, которому сотни лет… она знала, что не выживет.

Из ее горла вырывается сдавленный звук, и свет в ее глазах меркнет.

Она падает на пол и больше не двигается. Иван поднимает взгляд, его лицо наливается кровью.

«Нет», – ахает он, подползая к потрошительнице.

«Нет, нет, нет, нет!» Он касается ее лица, а затем поднимает дочь себе на колени и утыкается лицом в ее шею, испуская тот же крик, что и все те люди, чьих детей он убил.

Душераздирающий, рвущийся изнутри крик родителя, потерявшего ребенка.

Через секунду Иван отстраняется. Вытирает рукой лицо и опускает обмякшее тело дочери на пол.

Показывает рукой на перевернутый стол и крутит запястьем, но ничего не происходит.

Пробует еще раз. Ничего.

В нем ничего не осталось.

Через боковую дверь заходит один из смотрителей с низко опущенным на лицо капюшоном. «Мы что-то почувствовали, Иван. Что произошло?»

Иван смотрит на свою дочь. Ее глаза распахнуты, губы приоткрыты.

Смотритель делает шаг в его сторону, не зная, что сказать.

«Мне… мне очень жаль, – с запинкой говорит он. – Я немедленно начну подготовку к похоронам».

Но Иван качает головой.

«Нет. Она отправится в залив».

Смотритель молчит, он явно в ужасе.

«Но, Иван…»

Тот быстро поворачивается.

«Она была моей дочерью, и я говорю, что она отправится в залив. В нашей семейной крипте нет места для предателей».

Он опускает на нее взгляд.

«И нет места для слабости на службе».

Иван переступает через ее тело и направляется к двери.

«Тогда что мне делать?» – спрашивает человек в капюшоне. Иван оглядывается через плечо.

«Найди мне нового потрошителя».

Свет тускнеет и сворачивается по краям. Мы возвращаемся в пещеру скриба.

Она опускает руки, и водопад вновь становится просто водопадом.

Мы молча пытаемся осмыслить то, что произошло.

Что я только что увидела?

Я поворачиваюсь. Олдрик хранит молчание, сжимая и разжимая кулаки. Сэм ерошит себе волосы и молча отходит назад. По щекам Сапфиры льются слезы, пока она смотрит на водопад.

Я поворачиваюсь к Сэму, и меня охватывает понимание. Должно быть, Элиза была одной из тех невинных, которых убил Иван. По какой-то причине он считал ее опасной.

– Я предупреждала вас, что все плохо, – тихо произносит Тиффани и наклоняется за журналом.

– Так вот что произошло? – спрашиваю я. – Он крал силы из Атенеума, и дочь его выпотрошила?

Она кивает.

– И где он сейчас? – интересуется Олдрик, но Тиффани пожимает плечами.

– В том-то и дело… Я не видела его после потрошения. Мне не удалось найти никого из них. Похоже, с тех пор смотрители были вынуждены скрываться.

– Почему бы им просто не выбрать нового лидера? Кого-то из тех, кто сидел за столом? – спрашивает Олдрик, но она мотает головой.

– У Ивана связь со смотрителями, которая превосходит его силу аномала. Они все связаны друг с другом. Когда дочь выпотрошила его… то выпотрошила всех. Вряд ли они захотят рассказывать всему миру, что их так ослабили. Или что они были предателями.

– И что он будет делать?

– То же, что и раньше, как я подозреваю. Искать нового потрошителя, чтобы открыть Атенеум и вернуть былую власть. В его распоряжении все смотрители, так что он все еще довольно влиятельный. Но Иван не спешит делиться с миром фактом, что у него не осталось сил. Или что этому поспособствовала его дочь.

Я поворачиваюсь к Сэму. Он молчит и смотрит прямо перед собой.

– Спасибо, что показала нам, – говорит он механическим, равнодушным голосом.

Мое сердце ухает вниз. В его глазах нет покоя. С моей стороны было глупо полагать, что это закончится чем-то еще, кроме боли.

Тиффани неловко дергает край кардигана.

– Мне жаль, – говорит она и грустно пожимает плечами, а затем возвращается к своему креслу.

Девушка достает ручку из волос, ее глаза стекленеют, и она вновь начинает что-то яростно писать. Все кончено.

Когда мы возвращаемся, вечеринка по-прежнему идет полным ходом. Музыка вибрирует в моих костях, но я не слышу мелодии.

Элизу убили смотрители.

Смотрители, которые приказали уничтожить невинных аномалов. Иван крал силы из Атенеума.

Мы не разговариваем на обратном пути, все еще пытаясь осознать всю глубину увиденного.

Смотрители оказались даже хуже, чем мы боялись, и их больше нет. Не по их собственному желанию, а потому, что их предали. Значит, вероятно, они будут искать пути для возвращения. Это лишь вопрос времени, прежде чем Иван найдет то, что ему нужно.

Так что, даже если я выиграю и изменю свою силу… однажды они найдут меня.

Однажды я заплачу за содеянное. За борьбу в этом турнире. Все мы поплатимся.

Мне в любом случае крышка.

Когда мы проходим через деревья в сторону вечеринки, ко мне подходит Сапфира. Я немного замедляюсь и оглядываюсь через плечо. На ее густых ресницах блестят слезы, взгляд отстраненный. Как только Сэм с Олдриком чуть отходят, я поворачиваюсь к ней лицом.

Что-то во мне ломается. Я так устала от секретов! Что они мне дали, кроме разбитого сердца и испорченной жизни?

– Что, черт возьми, значит «известное зло», Сапфира? Почему бы тебе просто не поговорить со мной? – спрашиваю я, и в мой голос просачивается раздражение. Я понимаю, что злиться не стоит, но тем не менее.

Ее взгляд рассредоточен, и я вижу хаос в ее глазах – что-то разрывает ее на части.

– Сапфира? – уже ласковей зову я.

Она моргает и медленно облизывает нижнюю губу. Шмыгнув, встречается со мной взглядом.

– Ничего, Веспер.

Я открываю рот, чтобы возразить, но она качает головой.

– Я ошибалась. Известное зло так же ужасно, как неизвестное.

Девушка пожимает плечами, и на ее глаза накатываются слезы, пока она закусывает губу, чтобы скрыть дрожь.

– Как можно оставаться добрым в мире, который так… зол к тебе? – тихо спрашивает она, глядя на ночное небо. В моем животе, словно дым, извивается безнадежное чувство. У меня нет ответа.

– Сапфира… Ты пыталась что-то донести до меня.

– Я была идиоткой, Веспер. Я надеялась на то, что никогда не произойдет, – тебе знакомо это чувство, не так ли? – резко произносит она, опуская на меня взгляд. – Это был тупик.

На мои глаза тоже наворачиваются слезы. Позади бушует вечеринка и ждут парни, которым мы лгали и причиняли боль.

И ради чего?

Все эти поиски и чаяния… впустую. Никакого облегчения. Никакой надежды. Только воспоминание о криках, которые навсегда выжжены в моей памяти.