Альфред Хичкок - Репортаж из петли [сборник litres]

Клара вернулась в комнату. Она несла перевязанный шнуром пакет, обернутый в коричневую бумагу. Положив пакет на стол, она вернулась в кресло.

– Приходил почтальон, – объяснила Клара. – Может быть, еще чашку чая?

– Нет, благодарю. Больше не нужно. А я, знаете, засмотрелся на вашу вазу у камина. Прекрасная вещь.

– Да? Вам понравилось?

Клара повернула голову к вазе, ее глаза блеснули.

– Мой брат Каспер приезжал навестить меня на прошлой неделе, и привез ее на память.

– Я слышал о его приезде. Большое облегчение, когда в минуту скорби приезжает родной вам человек.

– Да, Каспер приехал сразу, как только я рассказала ему по телефону, что Джейсон покинул меня. Но он мог и не приезжать. Я не приняла уход супруга так близко к сердцу и чувствовала себя довольно неплохо. Думаю, он просто хотел успокоить свою совесть. Брат пробыл только одну ночь, а на утро уехал домой.

– Я никогда не имел удовольствия встречаться с вашим братом. Он далеко живет?

– Около двухсот миль отсюда. Прекрасное дачное местечко. Каспер торгует посудой, а эту вазу, которая вам понравилась, он сделал сам.

– На самом деле? Потрясающе!

– Да, это ближе к искусству, чем к торговле. Но у Каспера склонность к бизнесу. Он начинал несколько лет назад с небольшой лавки, в которой продавал свои изделия. Они получались очень красивыми, спрос на них становился все выше и выше, так же как и размеры его печей для обжига. Теперь он поставляет товар во многие магазины крупных городов.

– Он, наверное, очень занят?

– О, да, занят. Вот почему он уехал так быстро на прошлой неделе. Его ждала какая-то срочная работа. Знаете, он очень добросовестный мастер и делает свои вазы сам. Это ограничивает производство, но каждая вещь становится уникальной и более ценной.

– Я слабо разбираюсь в гончарном искусстве. Нужно будет что-нибудь почитать.

– Уверена, вы найдете это интересным. Вазы обжигают на сильном огне. Как вы думаете, какая температура требуется для того, чтобы создать бисквитную керамику?

– Бисквитную?

– Так называются изделия после первого обжига – до того, как их покроют глазурью.

– О! Нет, должен признаться, не имею ни малейшего представления.

– Примерно тысячу двести семьдесят градусов.

– О, мой Бог!

– По Цельсию!

– Великие небеса!

– Поэтому, как видите, – пошутила Клара, – моя прекрасная ваза прошла через серьезные испытания. Вам не кажется, что она прошла их достойно? Я не ставлю туда цветы. Она предназначена для другого. Я держу ее для чего-то очень особенного.

Клара говорила с таким жаром, что на священника пахнуло адским пламенем. Он продолжал говорить и обсуждать этот вопрос, так как молчание лишь увеличило бы его ужас, но с каждой минутой ему все труднее было вести эту светскую беседу, которая и без того продолжалась слишком долго. Преподобный мистер Каллинг встал.

– Как не жаль, но мне пора идти. Действительно пора. Не могу передать вам, как я рад видеть, что вы так здраво восприняли это печальное событие.

– О, не волнуйтесь обо мне. Будьте уверены, я переживу это горе.

Они прошли к передней двери и попрощались.

– Очень рада, что вы пришли, – сказала Клара. – Заходите еще.

Стоя у двери, она смотрела, как он садится в машину у обочины. Потом Клара заперла дверь и вернулась в гостиную. Она подняла со стола пакет и нахмурилась от негодования. Каспер кого хочешь доведет до бешенства! Конечно, экономить на чем-то нужно, но ее милый братец оказался форменным скупердяем! Пакет не только едва не разваливался! Он был послан еще и третьим классом. Наверное, Каспер заплатил всего несколько центов. Почтовые служащие редко утруждают себя вскрытием и проверкой отправлений, но, допустим, что в этот раз кто-то бы сунул туда свой нос! Это могло бы смутить кого угодно, мягко говоря.

Она взяла вазу с каминной полки и поставила ее на стол рядом с пакетом. Ее раздражение улеглось. На лице появилось выражение ностальгии. Открыв пакет, она начала пересыпать в вазу останки своего любимого супруга.

Я снял сварочную маску и проверил серебристый шов, который, наконец-то остановил течь из радиатора батареи. Кто-то коснулся моей руки. Я поднял глаза и увидел Толстяка Карсона – наемного рабочего из ремонтной мастерской.

– Тебя вызывает начальник, Толанд, – сказал он.

Толстяк подошел к двери, открыл ее, а затем тщательно запер за нами, соблюдая официальную процедуру. Мы пошли по гулкому коридору, и я всю дорогу думал, где мог засветиться. Несколько раз меня уже вызывали к нему, но пока Бог миловал. Карсон оставил меня у двери кабинета Вибберли, я вошел и встал у стола по стойке «смирно». Слева от коренастого поседевшего Вибберли сидел крупный мужчина в темном штатском костюме. Я стрельнул на него уголком глаза и узнал Тома Глика – капитана полиции из моего родного городка. Он-то и засунул меня за решетку. Но без формы я его еще не видел.

– Сядь на стул, Толанд, – сказал Вибберли. – Закуривай, если хочешь.

Голос вроде бы звучал мирно.

– Благодарю вас, сэр.

Я сел на кончик предложенного стула и тут же прикурил сигарету. Под сварочной маской много не покуришь.

Вибберли открыл папку с документами, которая лежала на его столе. Я узнал свое личное дело – одна из фотографий, сделанных во время моего прибытия в тюрьму, была подколота к рыжевато-коричневой обложке. С нее выглядывал черноволосый суровый парень с крупными плечами, и в глазах читалось «а-шли-бы-вы-к-черту». Давно я не видел этого взгляда в своем зеркальце для бритья.

– Мы тут просматривали твои документы, – начал Вибберли. – Сначала ты казался неисправимым, но я заметил, что за последние тридцать месяцев к тебе не применялось никаких дисциплинарных воздействий. Несмотря на плохой выбор друзей, я могу сказать, что ты, наконец, взялся за ум. Хотя и немного поздно.

Мне было интересно, к чему он клонит. Глик, сидевший рядом, внимательно изучал дымящийся кончик своей сигареты. Вибберли закрыл папку, прочистил горло и пробуравил меня взглядом.

– У меня новость для тебя, Толанд. Полицейскими был подстрелен и серьезно ранен профессиональный вор по имени Денни Луалди. Перед смертью он перечислил полиции совершенные им преступления. В списке оказался сейф хлебопекарни Гарника, а пули, отстреленные из пистолета Луалди, совпали с теми, от которых погиб охранник у ворот. Не сомнения, что это была работа Денни.

Я почувствовал, как по моим венам пошла струя адреналина. Мне не сиделось. Я вскочил на ноги и, затушив сигарету, автоматически сунул окурок в карман.

– Тогда где те парни, которые должны освободить меня? Мне пришлось отсидеть три года, два месяца и семнадцать дней, и только потому, что меня якобы опознал Паук Хайнс – ночной сторож Гарника.