Джо Хилл - Носферату, или Страна Рождества [litres]

– Вспышка на солнце, – ответил детектив.

Вик оставила «Триумф» среди деревьев – на небольшом подъеме у дома отца. Когда она поднялась с байка, мир покачнулся. У нее возникло ощущение, что она стала крохотной фигурой в стеклянном шаре со снегом, который наклонил какой-то бесчувственный мальчик.

Она начала спускаться по склону и с удивлением поняла, что не может идти прямо. Если бы ее остановил коп, она сомневалась, что прошла бы стандартную проверку на трезвость, пусть даже и не выпила ни капли алкоголя. Потом до нее дошло, что никакой коп не стал бы задерживать ее. Он сразу же заковал бы ее в наручники и отвесил бы пару ударов дубинкой для острастки.

К проволочной двери вышла новая фигура – большой мужчина с широкой грудью, огромным животом и шеей, крупнее, чем бритая голова. Луи. Она узнала бы его в толпе за пятьсот футов. Двое из троих мужчин, которые любили ее, смотрели, как она, шатаясь, шла по холму. Тем, кто отсутствовал, был Вейн.

Она рассеянно подумала, что мужчины являлись одним из удовольствий этого мира. Сюда же можно было отнести огонь в холодную октябрьскую ночь, какао и удобные шлепанцы. Неуклюжие чувства сильного пола, их щетинистые лица и желание совершить праведный поступок – приготовить омлет, поменять лампочку и, конечно же, обнять – иногда приводили женщин в восторг.

Вик хотела бы не так отчетливо осознавать огромную вину за то, что ее мужчины думали о ней – чего она в действительности была достойна и ее реальную цену. По ее мнению, она всегда просила слишком много, а давала очень мало. У нее будто бы имелось извращенное побуждение заставить всякого, кто заботился о ней, пожалеть об этом – побуждение найти что-то такое, что будет больше всего приводить их в ужас, а потом повторяться, пока им не придется бежать от нее в целях самосохранения.

Казалось, что в ее левом глазу большая отвертка медленно поворачивала ржавый болт. После дюжины шагов левое колено перестало сгибаться. На полпути через двор оно отказало без предупреждения, и Вик упала на землю. Было такое ощущение, что Мэнкс ударил по ноге своим молотом.

Отец и Луи, выбежав из двери, поспешили к ней. Она махнула им рукой: не волнутесь, я в порядке. Но Вик поняла, что не может встать. Теперь ей придется стоять на одном колене. Ее нога не могла сгибаться.

Отец обхватил ее одной рукой за талию. Он прижал ладонь к ее щеке.

– Ты вся горишь! О женщина, ты не перестаешь меня удивлять. Давай заведем тебя внутрь.

Он взял одну ее руку, Луи – другую, и они поставили Вик на ноги. Она повернула голову к Кармоди и глубоко вздохнула. Его круглое пушистое лицо было бледным и грязным от дождевой воды на лысом черепе. Она в который раз подумала, что он пропустил века и страну. Из него получился бы прекрасный Маленький Джон, и он неплохо бы ловил рыбу в Шервудском лесу.

Я была бы счастлива, если бы ты, Луи Кармоди, нашел себе девушку, достойную любви.

Ее отец шел по другую сторону. Его рука обвивала ее талию. В темноте, за стенами своего маленького дома, он был тем же человеком, который заботился о ней в детстве, – мужчиной, шутившим с ней, накладывая пластырь на ее царапины; отцом, сажавшим дочь на сиденье позади своего «Харлея». Но когда он пересек границу света, струившегося из открытой задней двери, она увидела мужчину с седыми волосами и лицом, омраченным возрастом. У него были жалкие усики и желтоватая кожа – кожа заядлого курильщика – с глубокими морщинами на щеках. Его джинсы обвисли и пузырились на несуществующей заднице и тонких ногах.

– Папа, это что за куст у тебя под носом? – спросила она.

Он бросил на нее удивленный взгляд и покачал головой. Затем открыл и закрыл свой рот. И снова покачал головой.

Ни Луи, ни отец не хотели отпускать ее, поэтому им пришлось боком втискиваться через дверь. Крис помог ей пройти в дом. Они прошли задом в прихожую: с одной стороны стиральная машина и сушилка, с другой – какие-то буфетные полки. Ее отец снова посмотрел на нее.

– Бедняга Вик, – сказал он. – Что с тобой произошло?

Его потрясение подчеркивалось слезами.

Это был некрасивый плач, отмеченный громким кашлем. Худые плечи отца тряслись. Он плакал с открытым ртом, так что Вик могла видеть металлические пломбы на его зубах. Она почувствовала небольшое желание заплакать вместе с ним, еще не веря, что выглядит хуже него. Ей казалось, что она видела отца недавно – как бы на прошлой неделе – и он был стройным, гибким и бодрым, со спокойными светлыми глазами, которые предполагали, что этот мужчина не побежит ни от какой опасности. А он побежал. И что с того? Она тоже не сделала ничего хорошего. По многим меркам она поступала намного хуже.

– Ты видишь другую девочку, – сказала Виктория.

Ее отец издал сдавленный звук, выражавший рыдание и смех.

Луи посмотрел через проволочную дверь. Ночь пахла москитами – запахом, как у колючей проволоки, но с оттенком дождя.

– Мы услышали шум, – сказал он. – Похожий на удар.

– Я думал, это разрыв патрона или выстрел из ружья, – добавил ее отец.

Слезы блестели на его желтых щеках и висели, как самоцветы, на его кустистых, испачканных табаком усах. Ему не хватало только золотой звезды на груди и пары кольтов за ремнем.

– Это твой мост? – спросил Луи.

Его голос был тихим и осторожным от удивления.

– Ты проехала через него?

– Да, – сказала она. – Только что проехала.

Они помогли ей войти в небольшую кухню. Там была включена только одна лампочка – плафон из дымчатого стекла, висевший над столом. Крохотная комната выглядела аккуратно прибранной, словно демонстрационная кухня. Единственным признаком, что кто-то жил здесь, были окурки в янтарной пепельнице и туман сигаретного дыма в воздухе. И АНФО.

АНФО лежало на столе в раскрытом школьном рюкзаке – палки массой в двадцать килограмм. Пластик был скользким и белым, покрытым предупреждающими этикетками. Палочки плотно и гладко прижимались друг к другу. Каждая размером с булку хлеба. Вик знала, что они тяжелые, как мешки с цементом.

Отец усадил ее в кресло из вишневого дерева. Она вытянула вперед левую ногу. Вик чувствовала на щеках и лбу маслянистый пот, который нельзя было вытереть. Яркий свет над столом резал глаза. Ей казалось, что кто-то мягко протыкал заточенным карандашом ее левый глаз и мозг.

– Мы можем выключить лампу? – спросила она.

Луи нашел выключатель, щелкнул по нему, и в комнате стало темно. Где-то в коридоре горела другая лампа. От нее шло мягкое, с желтоватым оттенком, сияние. Против нее Вик ничего не имела.

Снаружи ночь пульсировала кваканьем лягушек, и этот звук заставлял ее думать о большом электрическом генераторе.

– Я заставила его исчезнуть, – сказала она. – Мой крытый мост. Поэтому никто не последует по нему за мной. И вот почему у меня температура. Я проезжала мост несколько раз за последние два дня. После него меня немного трясет. Все в порядке. Это ерунда.