Кортни Коул - Люмен

– Я знаю, что такое жертва, – говорю я ей, – но какое отношение это все имеет ко мне?

– Прямое, девочка моя. Прямое.

Я вырываюсь из ее стальных объятий и бросаюсь бежать, а она остается сидеть посреди опустевших яслей.

Я собираю в кулак всю свою волю и открываю дверь кабинета Элеаноры.

Она восседает за своим письменным столом, такая жесткая и колючая, в своей застегнутой на все пуговицы кофте. Женщина смотрит на меня поверх очков для чтения, пока я шаг за шагом приближаюсь к ней.

– Бабушка, – нерешительно обращаюсь я к ней, и она замирает на своем месте, словно змея, затаившаяся посреди камней.

– Да? – Одна ее бровь изгибается и недоуменно ползет вверх.

– Не могла бы ты рассказать мне историю нашей семьи?

Она молча кладет книгу на стол перед собой и пристально смотрит на меня, словно изучая.

– Ты говорила с Сабиной?

Я киваю в ответ.

– Она ведь твоя сестра, не так ли?

Элеанора смотрит в окно, и на один миг, лишь на один короткий миг я вижу в ней ту молодую девушку, фото которой было в медальоне. На долю секунды ее выражение лица смягчается, но затем она возвращает себе суровую маску и смотрит мне в глаза.

– Да.

– Так, значит, мы все родственники?

– Все? – Она снова поднимает одну бровь.

– Я, Дэр, Оливия, Финн…

В ее глазах появляется какой-то странный проблеск: что-то, что-то, что-то… но затем он исчезает, и она встряхивает головой, отметая все сомнения.

– Ты все еще больна, дитя. Оливия умерла в юном возрасте. И я понятия не имею, кто такой Дэр.

– Он ее сын! – выкрикиваю я, чувствуя, как трясутся мои руки. – Я знакома с ним. Я знала его. Мы вместе выросли.

– Ты больна, девочка, – повторяет Элеанора, и на этот раз ее голос почти нежный.

– Как мы все можем быть родственниками друг друга? – спрашиваю я, ощущая, как слабость разливается по всему моему телу, такая сильная, что у меня подгибаются колени.

Она делает паузу и на выдохе произносит:

– Из-за исключительной чистоты крови.

Когда она говорит об этом, в моей голове проносятся воспоминания о чистокровных монархах Древнего Египта. Они заключали браки только с представителями своей же династии, потому что считали, будто только так могут сохранить чистоту крови.

– Что-то вроде того, – кивает она, и я не могу понять, прочитала ли она мои мысли или я озвучила то, что было у меня в голове, сама того не заметив.

Я уже вообще ничего не понимаю.

– Мы представляем старейший род в мире, – гордо добавляет она, – у нас в крови могущество, Калла. Древнейшие традиции. Ты представить себе не можешь какие.

– Я действительно ничего не знаю о нашей фамилии, – соглашаюсь я, – а мама знает?

На лице бабушки появляется нотка изумления.

– Твоя мама всегда знала об этом, – говорит она мне, – с тех пор, как она была совсем крошкой. Ей всегда было известно ее место и ее предназначение. Она всегда была очень сильной в отличие от тебя. Твой разум слаб, поэтому мы должны опекать тебя.

– Опекать меня? – От потрясения я могу говорить только шепотом, и она снова улыбается мне.

– Жертва должна быть принесена, – напрямую сообщает мне Элеанора, – и это ты должна принести ее. Мы будем оберегать тебя и сделаем тебя сильнее, потому что, когда придет время, ты должна быть сильной.

Это звучит как неоспоримое руководство к действию, приказ – что угодно, но только не вопрос.

Я буду такой, как они хотят.

Однако сейчас я не ощущаю в себе достаточно сил, когда нерешительно протискиваюсь в дверной проем и прохожу сквозь залы, направляясь в свою комнату. Наконец, ворвавшись в спальню, я обнаруживаю Дэра возле окна. Он выглядит бледным: кажется, ему нездоровится.

– Что-то не так, – произносит он, и, несмотря на идеальный британский акцент, его голос надломлен, – вокруг творится что-то странное.

– Я знаю, – соглашаюсь я и бессильно падаю рядом с ним.

Он поглаживает меня рукой по спине, и мы вместе смотрим в окно, на болота, которые сегодня снова тревожно воют и поют свои жуткие песни.

– Мы все родственники, – сообщаю ему я, и он отвечает мне взглядом, полным удивления.

– Но это невозможно! – говорит он, но я слышу в его голосе некое сомнение.

Я качаю головой.

– Мне только что рассказала об этом Элеанора. А еще она рассказала, что твоя мама умерла молодой и тебя не существует.

– Я так же реален, как и ты, – твердо заявляет он, и я чувствую его руку у себя на спине, и это прекрасное доказательство реальности происходящего.

– Она говорит, мы как египетские фараоны, – объясняю я, – наш род один из самых чистокровных.

– Что это значит? – спрашивает Дэр, и на этот раз в его голосе чувствуется сомнение.

– Я не знаю.

Я и правда ничего не знаю.

Дни превращаются в недели, и мое окружение становится все более и более странным. Все признаки существования Дэра полностью исчезли из Уитли. Не осталось ни одной фотографии, ни единого упоминания. Я так беспокоюсь, что сейчас я безумнее, чем когда-либо, что даже перестала доверять свои тайны Финну.

И конечно же, мой брат от этого не в восторге.

– Ты сама не своя, – заявляет он однажды, когда мы оба сидим в библиотеке, – с тобой что-то не так, а ты не слишком хорошо умеешь это скрывать.

Он выглядит таким обеспокоенным, что это отдается болью в моем сердце. Мне так хочется рассказать ему обо всем, мне так хочетсяхочетсяхочетсяхочется! Но я не могу. Или все же могу?

– У тебя когда-нибудь бывало, что ты воображал себе другого человека? – со всей осторожностью спрашиваю я у него, взяв его за руку и сжимая ее очень нежно, совсем легонько.

– Нет, – медленно отвечает он. – А у тебя такое бывало?

– Не знаю, – честно отвечаю я, – мне казалось, что у нас был двоюродный брат. Сводный кузен. Но все вокруг ведут себя так, будто его не существует, будто его никогда и не было. И мне любопытно, может, я его выдумала?

Финн делает глубокий вдох, затем еще один и сжимает мою руку, сжимает ее очень крепко.

– Галлюцинации – вполне обычное явление в твоем состоянии, Калла, – наконец отвечает он, – я бы ни капли не удивился, если бы ты выдумала его от начала и до конца. Все в порядке. Я тебе точно говорю, с тобой все нормально.

– Но ведь ты не понимаешь, кого я имею в виду? – мягко спрашиваю я у него.

Финн медленно мотает головой в знак отрицания.

Нет.

Но Дэр так реален.

Вот прямо сейчас, пока мы с Финном разговариваем, он сидит в противоположном углу библиотеки, пристально разглядывая меня, вслушивается в нашу беседу и ухмыляется мне.

Он так же реален, когда следует за мной в мою комнату, он по-настоящему опирается на дверной косяк.

– Поехали со мной в Асторию, – предлагаю я, – там мы вместе со всем разберемся.