Юрий Литвин - Stiffen corpses: Жизнь и работа коченеющих трупов [СИ]

— Наверняка переодетые были, — возмущался Кэп, — где это видано, чтоб Носопыри работали в ДэПе? Никогда они там не работали.

«Ага, и это при том, что на 90 процентов, весь ДП Носопырями укомплектован! Ну, дает Кэп!» — подумалось мне, а спросил я другое:

— Так, а вы им, сколько заплатили то?

Кэп смущенно засмеялся:

— А я знаю? У меня по карманам были бумажки, мелкие, но много. Мы когда уезжали, я весь этот хлам вывернул и лейтенанту ихнему в пасть засунул. Пусть жрет, не жалко…

— Самое прикольное! — продолжил Кэп, — машинка-то оказалась без тормозов! Я потом уже менял там все. А так мы приезжаем в Порт, а остановиться не можем! Барыга кричит, я ору, вывернули, до самой Виллы доехали, пока бензин закончился. Стражника вашего пузатого насмерть перепугали…

— Спасибо, что напомнил, — сказал я, — я его убью на днях. Когда найду.

— А что случилось? — поинтересовался Чукки.

— А ничего. Просто убью и все…

Рассказывать про чудеса в Питомнике как-то не хотелось. Расслабился. А завтра придется разбежавшихся собирать. Облом…

В Колонке еще было, но мне захотелось спирта, и я высказал это вслух. Кэп хлопнул себя по лбу и сказал. Что у него в катере два бачка со спиртом чистейших.

— Так чего мы тут сидим! — закричал обрадовано Чукки, и мы поднялись на ноги, и пошли назад к катеру.

Там мы увидели умильную картину. Прямо на земле, обняв алюминиевый бак, спал карлик Буцефал, и был он мертвецки пьян. Мицусито по близости не наблюдалось.

(К слову, старика позднее обнаружил помощник Сторожа, японец, тоже был в стельку пьян и валялся в канаве за Дальней Околицей).

Не знаю, как им удалось поладить, хотя… Впрочем, я решил отдать карлика Кэпу, юнгой. А там видно будет…

…Наутро Кэп уезжал, Буцефал мирно подремывал на заднем сиденье его катер-автомобиля. Мы остались в Деревне еще немного отдохнуть.

Ну вот, опять он говорит, что я сгущаю краски, а я ничего и не думал сгущать, просто задумался, и немного желтизны пролилось на землю. Всегда он так этот Прозорливый Иностранец. Вот кто действительно сгущает, так это Чукки Даун. Недавно Пивец рассказал, как он досгущался Бешеной Сгущенкой в одном бесплатном (для корпсов, разумеется) ресторанчике на Самом Дальнем Востоке до такой степени, что его Железный Желудок чуть было совсем не стал сorpses. Ну, да ладно, Чукки… Про Чукки давно известно, что он собака злая, этого даже Пробрюшливое Жорло не отрицает. Да и Пивец меня тоже раздражать стал, вечно что-то посвистывает. Я ему пригрозил, что вышвырну, как Сушеную Голову на прошлой неделе, так этот паразит стал уверять меня в своей полнейшей лояльности в купе с полезностью. Убедил.

Еще я стал замечать, что приехав в Желтую Деревню, я стал настолько stiffen, что страшно становится подумать, что будет со мною, когда начнется Размерзание. Пивец по этому поводу молчит, так как знает, что как только закончится мой Творческий Отпуск, ему сразу же придется искать другую работу. Пока же он сортирует для меня фонограммы, экспериментирует со звуком и выпивает за меня большую часть Кабаньих Напитков. Это для того, чтобы к вечерней записи я был более-менее трезв.

Хе, трезвости мне во все времена хватало. Не будь, я настолько трезв, я бы и в Желтую Деревню не поехал. А зачем? Хотя, по большом счету, тут совсем не плохо. Сидишь себе на крылечке в небо плюешь или в Пивца, главное на себя не попасть. Слюна, сука, кислотная же. Разъест. Короче, житуха примерно, как в Дьявольских вагонах или в том же Диком Троллейбусе. «Главное, чтоб не заметили». И можешь тащиться хоть до Сокольников. И даже без Билета. Лотерейного. Не обязательно.

Вот не вспомню, кто же первым придумал ездить с Лотерейным Билетом, я или все-таки Чукки? Или нет… Витал. Да, точно он. Идея проста, берешь кусочек бумаги, пишешь на нем счастливый номер, садишься в Дикий Троллейбус и едешь. Если проехал нормально, номерок действительно считается счастливым и бумажку можно есть. Если же нет, и ты попадешь на Контролеров, более того, если в перестрелке с Контролерами тебя не убивают, тогда эту бумажку жрет тот, кто все это придумал. Вспомнить бы еще того, кто придумал не на бумажках цифры рисовать, а носках…

Наверное, тоже Витал. Потому что точно помню, как он их жрал. И еще если б свои, а то он свои пожалел, а чьи-то дырявые по приколу около Ближней Остановки нашел, и потом давился ими в Комнате № 246.

Ну вот, довспоминался, а у меня и краска кончилась как раз. А хотел еще столько покрасить. Люблю это дело, под него и вспоминается хорошо, и…

Закряхтев, я поднялся на ноги, отошел на несколько шагов и полюбовался на свою работу. Забор получился, что надо. Желтенький, как настоящий японец. Теперь подожду, пока высохнет, и напишу черным: Stiffen Corpses — the best! Или Joseph Tween Lee — the best! Или и то и другое. Видно будет.

— Как тебе? — поинтересовался я у Прозорливого Иностранца, шелестящего газетой.

Он втянул воздух ноздрями, и сказав:

— Пахнет грозой! — растворился в этом же чистом деревенском воздухе вместе со своей трубкой, а также газетой и шезлонгом.

Прозорливый Иностранец немного ошибся, пахло не грозой, а грязным кимоно старика Мицусито — хозяина заборчика. Я быстро спрятал перепачканные краской руки в карманы и стал удивленно рассматривать свежее перекрашенный забор, типа «надо же, только вчера был беленький, а теперь как ты старик, стал желтеньким. Вот же подлецы! Что это за грязные намеки?»

— Что за грязные намеки? — взревел старый ниндзя и стал яростно биться головой о калитку.

«Началось», — подумал я и снова оказался прав, действительно началось. Сначала старик просто повалил забор на землю, а затем принялся втаптывать его в землю, изредка разбивая открытой ладонью подпрыгивающие доски. Ладони стали еще желтее, чем были, и старик Мицусито взъярился еще больше.

Через несколько томительных и наполненных смыслом минут от заборчика осталась только оцинкованная калитка. Мицусито мрачно взглянул сначала на меня, потом на свой курятник, все взвесил, и выбрал курятник. Скрывшись внутри, он явно принес в жертву пару-тройку кудахтающих особей, потом уже немного успокоенный вышел наружу, поджег свой Молитвенный Домик и с чувством выполненного долга закрылся в сортире с видом смертельно уставшего человека.

Я мысленно пожелал ему успеха и не вынимая рук из карманов пошел вдоль по улице дальше. Как-то незаметно ко мне снова присоединился Прозорливый Иностранец, на сей раз в одежде для гольфа, но без своей дурацкой клюшки.

— Я тоже заметил, что у местных жителей весьма крутой нрав и обостренное чувство собственного достоинства.

— Вам как иностранцу, это сразу бросилось в глаза или спустя какое-то время? — спросил я.