Алексей Грашин - Кошки не всегда молчат

Вдали от ямы даже воздух был другой. Шеф-редактор набрала комиссара Лекке.

– Куда же вы? – удивился тот. – Самое интересное пропустите.

Девушка помахала ему рукой с дороги.

– Я уже достаточно видела. Скажите, комиссар, ваши эти «свежие» останки, они откуда там? Я думала, нашли только старые кости, с войны.

– Мы прорабатываем разные версии, – сухо ответил Лекке.

– А возможность «соседского» участия прорабатываете? – Лута показала на общежитие мигрантов. – Это могли быть сторонники калифата, которые прятали трупы жертв здесь.

– Без комментариев, госпожа Лайнен, – ответил полицейский. – И попрошу не озвучивать ваши домыслы в эфире. В общежитии остались почти исключительно женщины, дети и старики. Нам не нужна здесь новая напряжённость.

– Поняла вас, господин Лекке, спасибо. – Лута нажала кнопку отбоя. – Так, снимаешь с этого ракурса, – распорядилась она оператору. – Микрофон сюда. Камера! Звук! Начали.

– Как известно, – заговорила она в объектив, – до событий пятого января полицейское начальство замалчивало преступления, совершенные мигрантами, в интересах «сохранения спокойствия». Так это называлось. Я говорю не в упрёк нынешнему начальнику полиции господину Лекке, который заступил на пост после гибели прежнего комиссара от рук боевиков калифата, и прекрасно справляется со своими обязанностями…

Она сделала знак оператору дать крупным планом место раскопок с полицейскими близ него, а затем – перевести камеру на краснеющий невдалеке уцелевший корпус общежития мигрантов. В отличие от Торссона, никто из шарианской общины даже не вышел на улицу посмотреть на внезапную активность на поле. Однако в окнах бывшей лесопилки виднелись силуэты наблюдающих за раскопками людей.

– Но почему и сегодня, когда рядом с местом компактного проживания беженцев из Ближнестана, многие из которых поддержали террористическую атаку на города Норвега и всей Европы, найдено свежее захоронение предположительно жертв боевиков, полиция продолжает выгораживать этих людей – мне решительно непонятно…

Вечером Лекке снова позвонил Луте Лайнен.

– Госпожа шеф-редактор, – голос комиссара звучал устало. – Поздравляю, вы добились своего. Я примерно представляю, кто дал заказ на разжигание розни, но ситуация всё равно на вашей совести. Снятый вами репортаж резко обострил ситуацию в Герресборге. Полиция вынуждена сдерживать радикально настроенных горожан, которые горят желанием «разобраться» с беззащитными женщинами и детьми.

Внутри Луты всё сжалось в возбуждённом предвкушении.

– Люди имеют право выказывать своё недовольство, комиссар. Мужья и отцы этих женщин и детей были готовы убивать наших детей и мужей. И женщин, кстати, погибло немало.

– Главное не это, – будто бы не слушая её, продолжил полицейский. – На месте массового захоронения найдены совсем свежие тела. Им буквально несколько дней. Вы слушаете? Их никак не могли убить террористы, они к тому времени уже все оказались в тюрьме или сами были убиты. Знаете, чьи это тела, госпожа Лайнен?

– Чьи? – у Луты вдруг пересохло во рту.

– Это дети, мадам шеф-редактор. Дети из шарианской общины Герресборга. Говорите, полиция замалчивала преступления мигрантов против горожан? Получается, что мы тогда замалчивали и преступления горожан против мигрантов, а? Вы представляете, что спровоцировали?

– Но… Как дети? – в голове Луты было абсолютно пусто.

– Вот так. У нас уже есть подозреваемый. Человек, который допускал экстремистские и расистские высказывания в адрес приезжих.

Девушку осенило.

– Торссон?

– Совершенно верно. Фермер Торссон. – Голос Лекке смягчился. – У меня к вам просьба. Приезжайте завтра, и сделайте другой репортаж – объективный. Пусть люди увидят, что сейчас повода для кровопролития нет.

– Гм… – Лута прочистила горло. – Хорошо, господин Лекке, мы решим этот вопрос.

– Надеюсь на вас, госпожа Лайнен. Доброй ночи.

– Доброй ночи, комиссар.

Лута положила трубку. Сволочи мигранты, сволочь Торссон, сволочные осси… Пусть хоть поубивают друг друга – никуда она завтра не поедет.

Во сне Рике брела по заснеженному полю. Из снега тут и там торчали камни, иногда – довольно крупные. Пару раз девочка споткнулась, раз – чуть не упала. Поле граничило со стеной тёмного леса, невдалеке штрихкодом торчала изгородь чьей-то фермы.

< Это здесь >, сказал Бьёт-В-Нос. Рике оглянулась – рыжий кот плёлся сзади, проваливаясь в снег, и стараясь попадать лапами в её следы.

Впереди чернела яма, вокруг неё на воткнутых в снег шестах шелестела на ветру жёлтая полицейская лента. Подходить к яме совсем не хотелось. Из распахнутого зева веяло могильной жутью.

Ограда фермы была более привлекательным ориентиром, и Рике удалось свернуть туда. Воздух сопротивлялся, словно резиновый, но она продавила его ладонями и схватилась за деревянный забор.

< Это здесь >, повторил кот. Он залез на изгородь рядом с девочкой. < Приходи сюда>.

– Что «здесь»? – хрипло спросила Рике. Облачко пара вырвалось изо рта, и повисло над головой.

< Смотри. Кошки знают >.

Девочка посмотрела, куда указал мордой Бьёт-В-Нос. Над неприятной ямой сгущались облачка пара – как у её лица от дыхания. Она обернулась, но увидела, как рыжий хвост исчезает в лесной тьме.

Яма дышала паром. Из него сгустились несколько фигур, болтающихся на ветру как воздушные шарики. Вдруг одна белесая тень посмотрела прямо на Рике. На месте глаз чернели два сквозных провала.

«Девочка», прошелестела тень. Остальные тоже уставились на неё, буравя своими дырами. Ужас выскочил из груди в горло плотным комком. «Хорошая девочка!». Тени рванулись к Рике, несомые порывом могильного вихря. Она вскрикнула, и проснулась.

Руки мелко и противно дрожали, и Рике спрятала их под подушку. Она повернулась на бок, и посмотрела на часы. Девять. Ирма уже поехала на работу, забрав Улле. Закинет по дороге в садик.

Девочка послонялась по дому, пока не начало светать. Позавтракала пастой с кетчупом, потыкала телефон. Включила ТВ и уже собралась выключить – одна болтовня про политику. Вдруг на экране возникло то самое заснеженное поле из сна. Вокруг раскопа ходили полицейские, и Лута Лайнен, как ни в чём не бывало, рассказывала про найденные в яме кости и человеческие останки – «свежие тела», как она выразилась. Потом диктор новостей сказал, что к вечеру обнаружили еще одно захоронение, сделанное уже после пятого января. И про детей. Показали старого Торссона, как его сажают в полицейскую машину. Фермер был в патерском облачении и сверлил камеру суровым взглядом.

Рике поймала себя на том, что челюсть отвисла, и поспешно захлопнула её обратно. Она снова принялась ходить по дому, хватаясь то за одно, то за другое. В голове крутились обрывки сегодняшнего сна.