Макс Старк - По ту сторону изгороди

– Расскажешь кому, убью, – сказала она и затянулась.

Антон разглядел рядом с ней на лестнице очертания банки, оставалось только придумать как забрать и уйти нетронутым.

Настя не кашляла и не сплевывала, выпустила клубы дыма из ноздрей, как курильщик со стажем.

– Кажется кто-то спускается, – шепотом сказала кто-то из подруг и они, как по команде, поднялись с лестницы. Красные точки тлеющих сигарет метнулись вверх.

– Никого там нет, дура! – голос Насти. – Кури меньше, от сигарет тупеют. Будешь вон, как мой братец.

Она хихикнула. А та, которой предназначались эти слова, недовольно цокнула языком.

Следующую порцию дыма Настя выпустила в лицо Антона. Он зажмурился, закачал головой и зачихал. Девчонки засмеялись.

– Затянись, – Настя передала ему сигарету. В этот же момент кто-то из её подруг чиркнул зажигалкой, Антон разглядел на фильтре сигареты отпечаток губной помады, а в банке на лестнице хомяка, стоящего на задних лапах и тянущегося к крышке.

– Я не курю, – сказал он и выставил вперед ладонь, как бы отстраняясь от предложения.

– Мы тоже не курим, так, балуемся, – сказала Настя, а её подруги почему-то засмеялись.

– Не хочу, – Антон отступил на шаг.

– Слушай сюда, мямля, – Настя надвинулась на него, крепко схватила за футболку у горла, – если сейчас не возьмешь у меня эту чертову сигарету, я засуну её тебе в рот целиком, зажжённую.

Эта угроза подействовала, Антон знал, что Настя не шутит, да если придется она целую пачку сигарет засунет ему в рот. Он решил подыграть, а как только Настя потеряет бдительность, схватить банку и выскочить на улицу. Он осторожно взял папиросу, покрутил в руке.

– А можно я сяду? – спросил он, поднося фильтр к губам, показывая, что настроен серьезно.

Каланча хихикнула, а Настя с усмешкой сказала:

– Да, пожалуйста. Можешь даже лечь.

Антон присел на лестницу, крепко сжал банку, оттолкнулся, резко соскочил, бросил сигарету на пол и побежал, успев толкнуть одну из подруг Насти. Загорелись лампы, реагирующие то ли на громкий звук, то ли на движение. Антон успел подумать: «почему-то до того пока не вздумал бежать лампы не горели».

Далеко убежать не успел, его схватила каланча, а царевна ударила кулаком в живот. У Антона перехватило дыхание, он скрючился, словно червяк на крючке и застонал.

– Эх ты, Антоша, а ведь если бы не вздумал спасать хомяка, то смог убежать, – улыбалась Настя. – Сдался он тебе.

Банка лежала в шаге от его ног.

– Вот я бы бросила, – сказала она, – да что хомяка, я бы хоть кого бросила если мне угрожали. Дурачок все-таки ты, правильно про тебя мама говорит.

– И я бы бросила, – поддакнула каланча, а царевна энергично закивала головой.

– Что будем с ним делать? – спрашивала царевна.

– Тащите его сюда, – скомандовала Настя, поднимая выброшенный Антоном окурок.

Они положили его на холодный пол. Толстая надавила на грудь коленом, а косая держала ноги. Антон закричал, но тут же получил кулаком в челюсть.

– Молчи! – заорала Настя, – еще один звук и будешь всю пачку жрать.

Антон примолк.

– Молодец, вот так и надо. А теперь будь добр, открой рот.

Антон сжал губы так сильно, как только смог. До белизны, до боли.

– Значит не хотим по-хорошему? – Настя глянула на царевну и махнула головой.

Сначала она ударила его по лбу, а затем надавила на щеки толстыми, сильными пальцами. Губы разжались сами собой, Антон потерял над ними контроль.

– Ну а теперь, жри! – выдавила Настя зло и сунула в рот окурок.

Толстая ладонь легла на губы и плотно зажала, так, что рот не открывался. Антон задрыгал руками и ногами, словно на электрическом стуле. Но тех, кого садят на стул привязывают ремнями, а Антона, вместо ремней, держали верные подруги Насти.

– Глотай! – завопила Настя, а за ней повторили остальные: – Глотай! Глотай!

Горечь быстро заполнила рот и горло, слюна стала вязкой и вонючей. Антон тут же вспомнил как однажды на спор съел прогоревшую спичку. Пепел скрипел на зубах, а вата, впитавшая смолу и никотин, напоминала гору самых горьких таблеток. Он накопил полный рот слюны и проглотил окурок.

Свет погас, в подъезде снова стало темно. Дрыгаться Антон перестал и тогда царевна сползла с груди, а каланча отпустила ноги. Он лежал на полу, смотрел в темноту и думал: «может ли быть такое, что никто из жильцов не слышал, как его заставляли есть сигарету?». У него текли слезы. Не от горечи в горле и вязкости во рту, а от того, что его уложили на пол девчонки, избили и унизили. Не так было бы обидно будь вместо них парни.

– Вставай! Я ж слышу, как ты дышишь, – голос Насти и слабый пенок по ноге. – Вставай и проваливай. Дружбы у нас не получилось.

Она бросила банку с хомяком ему на живот. Антон поймал и крепко прижал.

Дальше Настя обращалась к подругам:

– Смотрите, что я урвала у папаши.

– Это то, что я думаю? – удивленно, на выдохе прошептала каланча.

Звякнули бутылки, а затем раздались хлопки и свистящие звуки срывающихся жестяных крышек.

– А что у тебя с Колькой? – спросила царевна.

– Да ничего, – вяло проговорила Настя, – разбежались.

Каланча хихикнула, от чего тут же получила от царевны:

– Не смейся. Настя красивая и умная, найдет себе порядочного парня.

Антон поднялся и побрел к двери. А пока шел решал: умереть или попытаться избавиться от проглоченной сигареты? Умереть проще. Раз и нет боли, унижения, слез. Нет Насти и её подруг, тети Насти с дядей Мишей, одноклассников и ребят со двора. Но ведь тогда не будет и Сашки. А что бы он сказал, окажись рядом? Наверное, ругал Антона за такой выбор. Да, уж наверняка ругал и говорил: «А кто же накажет всех этих тварей, если ты умрешь?»

Он вышел на улицу и сунул два пальца в рот. Поглубже, так, чтоб дотронуться до корня языка. Даже не отошел от подъездной двери, склонился, натужно закашлял, издал несколько утробных рычащих звуков и выплеснул желтую жижу с черным пеплом и оранжевым фильтром.

Дверь открылась. Они его услышали.

– Ты чего это делаешь? Разве тебе разрешалось? Ну-ка девчонки держите его!

Они снова схватили, но на этот раз не стали скармливать сигареты, избили и поволокли в палисадник. Согнали собак, нашли свежее дерьмо и уложили животом на кучу.

– Вот мама разозлиться! – радовалась Настя. – Похоже сегодня твой последний день на этом свете, братец-дурачок!

Подруги смеялись, от них несло сигаретами и алкоголем. Даже через запах собачьего дерьма, размазанного по футболке, Антон ощущал смрад этой троицы.

Он поднялся и прихрамывая поковылял подальше от них. Он не торопился, хуже быть уже не могло. За спиной смеялись девчонки, громче и противней всех Настя. Через истеричный смех, проскальзывали выкрики: «Дурачок! Вонючка!»