Макс Старк - По ту сторону изгороди

С кухни донесся крик, удар ножа о стол и тяжелые приближающиеся шаги. Вернее, так: полноценный шаг правой ноги – волочение левой – снова шаг правой – и вновь волочение левой. Её хромота особенно заметна, когда приходилось торопиться, когда нужно было успеть дойти до Антона, чтобы дать заслуженный подзатыльник. Тетя Таня встала в дверном проеме, удивленно разведя руки в стороны и чуть присев, напоминая деревенского плясуна. Дай в руки гармонь, натри щеки до красна и точь-в-точь плясун Ванька – первый парень на деревне.

Улыбка тут же стерлась, а блеск в глазах угас. Сердце Антона готово было остановиться, лишь бы не участвовать в дальнейшем.

Настя стояла, опершись о стену и стонала, имитируя боль, ее отец сидел на диване и безумными глазами глядел на бутылку.

– Да что ты себе позволяешь! – закричала тетя Таня, схватила Антона за шею и придавила к полу, словно нашкодившего щенка.

Пол был влажный и теплый, от него пахло испортившимися штанами с дыркой на колени. Антон попытался подняться, но тетя Таня не позволила. Надавила сильней, так, что щека Антона растеклась, словно тесто по столу, глаз заплыл, а рот приоткрылся.

– Ты будешь языком все это убирать! – орала она.

Антон видел Настю, стоящую у стены, уже не ноющую от боли. Она не улыбалась злорадно и не стреляла ненавистным взглядом. Большие, влажные глаза напомнили Антону мультфильм про маленькую девочку, впервые увидевшую деда Мороза. Но если та девочка смотрела с интересом и любопытством, то Настя скорее с завистью. Скулы выпирали, губы лихорадочно подергивались, а пальцы сжимались в кулаки. Вполне возможно, она представляла себя верхом на Антоне, прижимающей его лицо в грязный вонючий пол.

– Отпусти, – прошипел Антон и дернулся в сторону.

Получилось выбраться, он выскользнул из хватки, словно намасленный перстень с пальца.

– Ты еще огрызаешься! – удивленно сказала тетя Таня и наотмашь ударила его по голове.

В ушах зазвенело, а из глаз посыпались искры. Антон сделал неуклюжий шаг в сторону своей комнаты, но не устоял и упал на колени. Тряхнул головой, поднялся, держась за стену.

– Не, вы поглядите, у нашего щенка прорезались зубки! – возмущалась тетя Таня.

Настя дрожала, но не от страха, а от нетерпения. Она походила на разъяренную львицу, мечущуюся по клетке в поисках выхода, но не находящая его. Своего рода мука: видеть жертву и не знать, как до нее добраться. Она не смела тронуть Антона при своей матери.

Тем временем дядя Миша подобрал бутылку, допил и вступил в разговор.

– Я его научу, что значит быть человеком, – сказал он заплетающимся языком. – Я знаю, как воспитывать детей!

Он расстегивал ремень и, шатаясь, шел к Антону.

– Да сядь ты, пьянчуга! – выпалила тетя Таня и толчком усадила дядю Мишу на диван.

Она сдула прядь со лба, уперла руки в бока и сказала:

– Значит так, сейчас же брысь на улицу. – Она дышала громко и часто, так как это делают умирающие от излишнего холестерина сердечники. – А не то я за себя не ручаюсь. Руки так и чешутся.

Антон побрел в свою комнату, придерживаясь о стену. А Настя оставалась на месте и непонимающе хлопала глазками, поглядывая на мать.

– Тебя это тоже касается, – чуть мягче сказала она.

– Но ведь я тут не при чем… – защебетала Настя.

– Будешь следить за своим братцем. – С издевкой сказала она, делая акцент на последнем слоге последнего слова. Получилось похоже на крик голодной птицы. – Не дай бог ему натворить что-нибудь во дворе.

– Ну мам… Я не хочу на улицу, – закапризничала Настя.

– До вечера чтоб я вас не видела. Не хватало еще перед гостями опозориться.

Настя топнула ногой и скорым шагом ушла к себе в комнату, одеваться на прогулку.

Голова кружилась, глаза резало от боли, а в виске, куда пришелся удар тети Тани, пульсировало словно гейзер под землей, готовый в любой момент извергнутся. В добавок вновь заболел зуб. Антон обхватил голову, крепко зажал глаза и безмолвно прокричал. Рот открывался, шея напрягалась, уши краснели, но из горла, кроме еле слышного стона, ничего не вырывалось. За дверью все еще возмущалась тетя Таня:

– Каков подлец, огрызаться он еще будет.

Антон открыл глаза. На мгновение их заволокло пеленой, быстро испарившейся, оставившей после себя одиночные белые пятна, мелькающие перед глазами. Он резко обернулся на дверь, проверяя плотно ли она закрыта и опустился на колени.

Хомяк спал в железной банке, когда Антон бесцеремонно поднял домик и вытряхнул его на ладонь. У него была переноска, стеклянная баночка из варенья или джема, в крышке проделано несколько отверстий гвоздем, чтобы хомяк мог дышать. Антон сунул трепыхающееся, пытающееся вырваться и издающее смешные стоны возмущения мягкое тельце в банку и закрыл крышку. Угроза расправы над беззащитным животном нависла слишком низко. Как бы озлобленная тетя Таня не выплеснула гнев на хомяке и не утопила его в унитазе или скормила кошке. Если ночное решение сдать друга в зоомагазин можно было считать поспешным, то нынешнее было обдуманным и взвешенным. Если до него не доберется тетя Таня, так это сделает Настя. Вновь появился внутренний голос, говорящий словами Сашки: «друзей не предают». Но ведь он не предает, он спасает! Ведь даже если это предательство, то оно во благо.

Перед тем как выйти из квартиры, Антон бросил взгляд в зал. Тетя Таня ползала по полу, убирала воду и грязь, в углу валялась некогда белоснежная тряпка, которой Настя мыла окна. Уж наверняка она больше не пахла цветами, да и цвет изменился на серый.

Перепрыгивая по несколько ступенек, спустился на улицу.

Во дворе стоял шум от жигуля, двигатель тарахтел прерывисто, напоминая кашель умирающего туберкулезника. Чирикали птицы и лаяли бездомные, вечно злые собаки. На лавочке у соседнего подъезда сидели три старушки, молча щелкали семечки. В воздухе витал крепкий запах моторного масла и бензина.

Наметанный взгляд бегал по двору, выискивал парней, встреча с которыми всегда заканчивалась для Антона пинками и насмешками. Футбольное поле и детский городок из полуразвалившихся домиков пустовали.

– Ну и чего встал? – из подъезда вышла Настя.

– Хочу и стою, – огрызнулся Антон.

– Хочет он… Сядь и жди, пока я вернусь, – она толкнула Антона и ушла.

Он проводил Настю взглядом до куста, за которым она уже не могла увидеть, как Антон уходил со двора, в сторону арки. Шел и оглядывался, проверяя не следят ли за ним и не вышел ли на футбольное поле кто-нибудь из дворовых мальчишек. Пакет с банкой держал подмышкой, собираясь сдернуть пакет, как только выйдет со двора.

Он почти добрался до арки, как услышал задорный смех, шепелявый голос одноклассника Ваньки и удары мяча об асфальт. Хлопки разносило эхо, смех двоился, а шепелявый голос походил на зловещий рык какого-нибудь монстра. Антон остановился, прижал пакет крепче, выпученные глаза уставились в проход между домами. Только там было эхо, только там могли идти ребята, которые не упускали случая поиздеваться над Антоном. Прежде чем юркнуть за куст ежевики он увидел две большие тени на стене арки. Пробежал до своего подъезда и спрятался за дверью. Поднялся по лестнице до окна между этажей и припал к стеклу. Здесь они его не увидят, даже если всем троим вздумается встать у подъезда и задрать головы. Стекло отражало листву деревьев и солнечный луч, к тому же Антон держался на небольшом расстоянии от окна, чтоб в случае чего можно было спрятаться под ним.