Тёма Шумов - Тиховодье

Под ногой чуть слышно, под паркетной доской, застонал пол, и она замерла. Пот катился по шее и за ушами, губы пересохли. Она судорожно сглотнула и прислушалась.

Опять донесся тихий шорох и призрачный скрип.

Кто-то из спальни, также крадучись, шёл к ней на встречу? Нет, решила она, скрип раздался с кухни. Вероятно, там приоткрыто окно и доски скрипят из-за перепада температур.

Она сделала еще пару шагов и остановилась возле дверей, восстанавливая учащенное дыхание и не решаясь заглянуть в щель между створками.

Давай, милая – попыталась она подбодрить себя. – Только одним глазом. И главное – помни, чтобы ты не увидела никаких резких движений. Ты должна убраться отсюда так же тихо, как и пришла, чтобы уже из подъезда позвонить в полицию.

Прижавшись к стене, Катя медленно вытянула голову. Взгляд скользнул сквозь щель.

Первое что она увидела – скомканную и сбитую постель на их огромной кровати и лишь затем, чуть сместившись в сторону, голую задницу своего мужа, нависшую над женской головой окутанной копной рыжих спутанных волос.

В мир ворвались звуки, на которые она раньше не обращала никакого внимания, словно где-то в ее сознании прорвало дамбу, – тяжелое сопение мужа, шелест одеял, постанывания и причмокивания рыжей сучки, обсасывающей его кривой член.

Когда муж в очередной раз отстранился, давая отдышаться рыжей потаскухе, и та поправила сбившийся парик, она узнала ее. Это была Римма.

Та самая Римма, которую Катя считала своей подругой и подругой их семьи. Та самая, которая часто сидела с Максом, когда они с мужем ходили по театрам и музеям. Которая втайне от родителей дарила ему шоколадные конфеты и называла маленьким принцем. С которой она несколько раз обсуждала интимные подробности своей семейной жизни. Которая делала вид, что сильно переживает из-за характера ее мужа и их размолвок. Которая не раз уверяла её, что Катя и Александр – отличная пара, и она сделает все, чтобы не дать их браку развалиться.

Так вот как ты не даешь развалиться нашему браку! Вот для чего ты так усердно набивалась в друзья семьи! Ты, должно быть, выслушивала мои исповеди, а про себя думала, как бы поскорее прыгнуть в постель к мужу этой тупой курицы?

Первым желанием Кати было ворваться с воплями в комнату и искромсать их маникюрными ножницами. Но, уже сделав шаг, остановилась, поняв, насколько это глупо. В лучшем случае она будет выглядеть жалкой, словно сбежавшей из дешевого сериала. Что может быть более отвратительным и унизительным чем обманутая подругой жена.

Руки тряслись, от злобы на себя, на собственную бестолковость и доверчивость, и ненависти ко всему миру. Чуть не разрыдавшись во весь голос, она медленно и также крадучись попятилась в коридор. Там обулась и выбежала из квартиры, хлопнув дверью и уже не особо переживая, услышали они ее или нет.

Выйдя из подъезда, Катя еще какое-то время держалась. Вокруг было много людей и казалось, все они подозрительно косятся на нее, будто знают, что она – та самая жалкая и никчёмная, бестолковая жена, которой муж изменял прямо у нее под носом.

В конце концов, найдя уединению скамейку в небольшом сквере возле Дворца Культуры, где в этот час было совершенно пустынно, закинув голову, она взвыла, как подстреленная волчица.

На пылающее лицо падал первый мокрый снег. В небе висели низкие темные тучи. В этот день она впервые в своей недолгой жизни в серьез подумала о смерти.

Она очнулась от воспоминаний, как от тяжёлого похмельного сна. Облизнула губы. Язык показался горячим и шершавым. Муж все еще смотрел на нее с изумлением и ненавистью. Хотя только что она вновь пережила мучительно долгий и страшный день, в реальности прошло лишь несколько секунд. Может минута.

– Знаешь, что мне интересно, – спросила она у него, не удивившись тому, до какой степени холодно и отстранено прозвучал её голос. Перед ней сидел не просто чужой человек, не незнакомец. Александр стал для неё чем-то неодухотворенным. Чем-то вроде валуна на обочине дороги. Нескончаемого дождя. Он больше не был для нее человеком.

Не был и воспоминанием.

– Мне интересно ты изменял мне только с Риммкой или был кто-то еще?

На краткий миг ненависть и злоба окончательно исчезли из глаз Александра, вытесненные страхом. Его лицо разгладилось и вытянулось. Катя впервые убедилась, что фраза про отвисшую челюсть имеет не только фигуральное, но и буквальное значение.

– Наверняка был. И не один раз. Но это не, потому что ты кобель, бабник с чистым тестостероном вместо пота. Ты просто никогда не любил меня по-настоящему, а после рождения сына ты меня возненавидел. Только не пойму почему. Почему, а? Можешь объяснить?

Александр оправился после шока, и взял себя в руки.

– Могу, – в его голосе почувствовалась брезгливая усталость. – Коль тебе отшибло память или до тебя не дошло в прошлый раз. Если кто и не любил другого среди нас двоих, то это ты. Именно на тебе лежит ответственность за то, что стало с нашим браком. Я был нужен тебе только для того, чтобы ты смогла родить. Тебе был нужен ребенок, а не муж. Помнишь, ты сама сказала об этом когда-то? Конечно, не помнишь! Твоя память такая избирательная. Но я помню все достаточно хорошо, помню, как ты изменилась с рождением Макса. Максик – то, Максик – это. Вся наша жизнь с тех пор – это твой сын. Весь твой мир крутится вокруг него. С тех пор я стал лишним. Потому что, первым для тебя был Макс, второе место занимали твои собственные фантазии, но опять же связанные с сыном. Я в лучшем случае был третьим или в призовой десятке.

– Ты просто инфантильный эгоист, – ответила она, несмотря на него. – Как я могла выйти за тебя замуж.

– Вот опять, – Александр устало улыбнулся. – Ты даже не замечаешь этого. Но обрати внимание, что ты сказала «как я могла выйти за тебя замуж». Не – «как я могла полюбить тебя», а просто выйти замуж. В этом ваше отличие. Римма никогда не скажет так, как ты. Я для нее всегда – номер один. Она любит меня.

– Любит? – злоба неистовая и необъяснимая наполнила её душу. – Что эта потаскуха может знать о любви!? Хотя если любовь заключается в обсасывании члена то, безусловно, она в этом знаток.

Александр замахнулся, насколько ему позволил салон автомобиля, и она зажмурилась, ожидая удара. Руки метнулись вверх, прикрывая лицо.

Но вместо того, чтобы выбить ей пару зубов или подбить глаз, он протянул руку и открыл дверь с ее стороны.

– Выходи, – сказал он. – Выметайся. Не хочу больше слышать от тебя ни одного слова. Видеть тебя не хочу.

– Нет, – заявила она, вцепившись в ручку. – Отвезти меня к сыну. Я хочу видеть Макса!

– Макс, Макс. Ты не видеть его хочешь, – он толкнул ее и продолжил давить, выталкивая из машины. – Ты помещена на нем. Больная на голову, истеричка. Твоя любовь сводит его с ума, превращает его в такого же чокнутого, как и ты, неврастеника.