Бентли Литтл - Университет [litres]

Она вздрогнула.

Нет, это просто паранойя. Не стоит об этом думать. Она заводится на пустом месте и очень скоро будет бояться выйти из этой клетки.

Она и так боится из нее выйти…

Гленна сказала себе, что вовсе не боится, попыталась притвориться, что ей не страшно, и стала раскладывать книги по тележкам, заставив себя поверить в то, что она делает эту работу, поскольку это необходимо, – но так и не вышла из клетки, пока через полчаса не пришел Фил и не сказал ей, что пора сделать перерыв.

Ричард увидел объявление в тот же самый момент, когда услышал шум толпы.

Он сидел в клубе, поглощал ленч и пытался незаметно выяснить у Анжелины, не было ли у нее каких-то секретных фантазий по поводу ее подружки Кристал. А когда выбрался на солнечный свет, в глаза ему бросилась ярко-красная бумажка на стенде для объявлений. Она гласила:

«Дебаты между кандидатами на пост президента Объединенного студенческого совета состоятся сегодня в полдень на внутреннем дворе. Ты предупрежден. Приходи».

Внизу был пририсован небольшой американский флаг.

Со стороны внутреннего двора доносились восторженные вопли толпы.

Обычно о таких вещах сообщают сильно заранее, публикуют объявления в университетской газете и зачитывают по радио, но, насколько знал Ричард, об этих дебатах вообще ничего не сообщалось. Он даже этого объявления не видел, когда заходил в Студенческий центр.

Джим об этом тоже ничего не говорил, но, может быть, он и сам ничего не знал. А неплохо будет пойти туда и сделать несколько фото – толпы и кандидатов – на всякий пожарный случай.

Ричард направился в сторону внутреннего двора, выбрав короткий путь вокруг книжного хранилища. Завернув за угол библиотеки, снял крышечку с объектива. Толпа оказалась гораздо больше, чем он ожидал, больше, чем толпы на предыдущих дебатах, которые он мог вспомнить, поэтому Ричард пристроился на периферии и постарался запечатлеть ее размеры широкоформатным объективом своего «Кэнона».

– Американские университеты должны быть местами, где американские студенты получают свое образование, – говорил щуплый спикер придурковатого вида; он стоял на ступенях административного здания и говорил в микрофон, подсоединенный к передвижной акустической системе. – Но когда наших добрых, честных и верноподданных американцев вышвыривают ради япошек, чурок, погонщиков верблюдов и придурков с полотенцами на головах, которые даже не могут изъясняться на нашем гребаном языке …

Толпа восторженно зашумела.

Класс! Полемика. Джиму обязательно понадобятся фото всего этого.

Ричард протолкался сквозь ряды студентов и оказался в пятидесяти футах перед выступающим. Здесь он сделал четкое фото, которое давало представление о размерах толпы.

– Меня зовут Брант Килер, – объявил выступающий, – и я борюсь за президентский пост, стоя на проамериканской платформе. Некоторые из вас могут задать вопрос: а какое отношение проамериканская платформа имеет к офису президента Объединенного студенческого совета? Что ж, я вам объясню. Кому-нибудь из вас отказывали в займах? А я знаю япошку на моем курсе по алгебре, которому не отказали. Далее, кому-то из вас приходилось посещать занятия вольнослушателем, потому что на курсе для вас не оказалось места, хотя вы и записались сильно заранее? Это недавно произошло лично со мной. И я знаю этого полотенцеголового иранца, который занял мое место. По-вашему, это справедливо? Честно?

– Нет, твою мать! – крикнул кто-то.

– Нет, твою мать, – повторил Брант и хрипло рассмеялся. – И этим странам даже не пришлось воевать с нами. Мы сами отдали все, что им было нужно. – Он сделал паузу. – Но война идет, – прошептал он в микрофон. – И некоторые из нас не капитулировали еще до ее начала.

– Смерть чуркам! – раздался крик.

– Да, – прошептал Брант. – Смерть чуркам.

– Бей арабов!

– Да, – вновь послышался его шепот. – Бей арабов.

За спиной Бранта из здания администрации вышел студент-азиат, тащивший очень тяжелый, судя по виду, портфель. Ричард сменил место, встал на колени и направил объектив вверх, чтобы получить на одном фото Бранта с микрофоном и азиата, спускающегося по ступеням у него за спиной.

– Япошка! – взвизгнул кто-то.

Брант ухмыльнулся.

– Япошка! – повторил кричавший.

Остальные подхватили его крик:

– Япошка! Япошка! Япошка!

Пальцы указывали на лестницу за спиной Бранта.

Сначала казалось, что он ничего не слышит и ничего не знает о том, что происходит у него за спиной, но как только студент-азиат ступил на одну с ним ступеньку, Брант, кандидат в президенты Объединенного студенческого совета, повернулся, одним ловким движением схватил студента за руку и выбил из нее портфель.

Тот расстегнулся, и вылетевшие бумаги усыпали лестницу.

– И куда же ты собрался? – спросил Брант.

Студент в недоумении огляделся вокруг. Осмотрел Килера и толпу. Попытался нагнуться и поднять бумаги, но кандидат крепко держал его.

– Я задал тебе вопрос, япошка. Куда ты направляешься?

Студент стал вырываться.

– Мне нужна ваша помощь, – объявил Брант.

Трое придурков бросились вверх по ступеням и схватили студента.

– Надрать ему зад! – крикнул кто-то.

Остальные присоединились к нему, выкрикивая собственные предложения по расправе над несчастным, но очень скоро «надрать ему зад», фраза с хорошим ритмом, превратилась в лозунг, который все скандировали хором.

Ричард сменил объектив, выбрав зум, и теперь делал фотографии отдельных лиц. Дебаты превращались в кошмар, и это почти физически ощущалось в поведении толпы. Горячность постепенно уступала место фанатизму, и даже те, кто просто остановился на краю толпы, чтобы посмотреть, что происходит, начали тоже скандировать этот лозунг.

– Надрать-ему-зад! Надрать-ему-зад! Надрать-ему-зад!

Девушка рядом с Ричардом, блондинка с красотой профессиональной чирлидерши, громко визжала; ее хорошенькое личико было искажено злобой. Глаза, те, которые, наверное, наполняются слезами, когда в семейных фильмах умирают питомцы, ярко сверкали, а приподнятые в восторге брови придавали лицу выражение ненависти.

Он быстро сделал шаг назад и сфотографировал это лицо.

Пленка почти закончилась, и Ричард опустил камеру, поправив ремень на плече. Еще раз взглянул на стремительно деградирующие дебаты и скандирующих студентов. От всего этого он чувствовал себя не в своей тарелке.

То есть не так – от всего этого он должен был бы чувствовать себя не в своей тарелке.

Но почему-то не чувствовал.

Наоборот, все это казалось ему правильным.

Студент-азиат попытался сбежать, попытался вырваться из рук придурков, но те крепко держали его.