Дэн Симмонс - Лето ночи

Майк отпрыгнул назад, когда увидел груду коричневых, длиной до шести дюймов, червей, копошащихся и извивающихся в траве у его ног. А рядом лежала гостия и словно светилась мягким голубоватым светом. Ломти плоти отца Кавано шипели и расплывались подобно тому, как расплывается улитка в растворе соли.

Крики Пег доносились из спальни. Майк, прихрамывая, направился к крыльцу. В ту же минуту его мать вышла из дому – ее глаза были прищурены от боли, и платок обвязан вокруг лба, – и они вместе проводили глазами фигуру отца Кавано. Он ковылял в сторону Первой авеню, его руки были все еще прижаты к лицу, и из-под них раздавался жуткий вой разорвавшегося котла.

– Майк, что… – начала его мама, моргая, чтобы видеть все ясно.

Как раз в этот момент фары приближающегося автомобиля выхватили из мрака согнутую фигуру священника.

На этом перекрестке машины редко притормаживали, несмотря на то что за сотню футов до этого угла висел предупредительный знак, оповещающий о том, что скорость на этом участке ограничена тридцатью пятью милями в час. Большинство машин продолжали двигаться с прежней скоростью и только через три квартала, на углу Броуд-авеню, снижали ее. Этот же пикап делал не меньше шестидесяти миль в час. А возможно, и больше.

Отец Кавано внезапно вынырнул из тени липы, он не отнимал рук от лица и чуть не приседал от боли. Лишь в последнюю секунду, услышав визг тормозов, он успел поднять голову.

Радиатор машины ударил его прямо в лицо, и тело исчезло под кузовом грузовика, который потащил его за собой. Пег кричала и кричала, оставаясь в доме, а мама обхватила Майка обеими руками, будто защищая его.

Когда они подошли, чтобы посмотреть, что случилось, несколько человек уже вышли из домов, сирена Барни, столь редко слышная в городе, уже завывала в квартале от них, быстро приближаясь, и водитель пикапа стоял на коленях на тротуаре, склонившись над телом священника. Теперь он закрывал глаза ладонями, чтобы не видеть того, что осталось от лица отца Кавано, и все время повторял:

– Я не видел его… Я не видел его… Он вдруг выскочил…

Оглушенный шоком и ужасом, притупившими его чувства, Майк все-таки узнал водителя. Это был мистер Макбрайд, отец Дуэйна. Он рыдал, присев на подножку своей машины.

Майк отвернулся от собравшейся толпы и побрел к дому. Передними зубами он как мог сильнее прикусил большой палец правой руки. Майк боялся, что если даст себе волю, то либо разрыдается, либо разразится смехом. И уже не сможет остановиться.

День шестнадцатого июля, суббота, оказался настолько темным, насколько может быть день в середине лета в Иллинойсе. В Оук-Хилле, где уличные фонари включались с помощью фотоэлементов, они выключились в половине шестого утра и уже в семь пятнадцать зажглись снова. Черные тучи со всех сторон наползали на город и словно повисали на кронах деревьев. В Элм-Хейвене, где уличное освещение регулировалось простым электротаймером, никто не подумал включить свет – и стало почти совсем темно.

Мистер Майерс открыл свою лавочку на Мейн-стрит ровно в девять и весьма удивился, увидев ранних покупателей. Стайка из четырех мальчишек – два брата Стюарт, сынок Кена Грумбахера и еще один парнишка с забинтованной рукой – поджидали открытия магазина, чтобы купить водяные пистолеты. Сразу три. Несколько минут мальчики совещались, выбирая самые надежные и с самыми большими резервуарами для воды. Мистер Майерс про себя подумал, что это довольно странно… Впрочем, он вообще находил мир сумасшедших шестидесятых довольно странным. Раньше, когда он только открыл свою торговлю, еще в середине двадцатых годов, все было понятно. Поезда ходили каждый день, и люди знали, как подобает вести себя цивилизованным существам.

Уже в половине десятого мальчики испарились, сунув свои покупки в карманы и, конечно, забыв попрощаться. Мистер Майерс крикнул им вслед, чтобы впредь не парковали велосипеды на тротуаре, поскольку это представляет риск для прохожих и является нарушением городского распорядка. Но их уже и след простыл.

Мистер Майерс вернулся за прилавок, как раз на сегодня он наметил инвентаризацию всей пыльной рухляди на полках. Изредка он выглядывал за окно и хмурился при виде низких черных туч над парком. Когда часом позже он отправился пить кофе в парковое кафе, все старожилы уже толковали о надвигающемся торнадо.

Несколько раз за субботу Майка допрашивали: сначала Барни, потом окружной шериф, а потом даже дорожный патруль, который прислал к ним домой двух офицеров в большой коричневой машине.

Мальчишка пытался сообразить, понимают ли шериф и Барни, что все происходящие события являются частями одной головоломки. Смерть Дуэйна и его дяди Арта при загадочных обстоятельствах. Смерть миссис Мун произошла вследствие причин вполне естественных, но от того способа, которым были умерщвлены ее коты, людей бросало в дрожь. Тело мирового судьи было найдено страшно обгоревшим – почти до неузнаваемости, но все-таки не совсем – на зерновом элеваторе. Окружной коронер утверждал, что у судьи было напрочь перерезано горло. Тело его дружка Карла Ван Сайка тоже обгорело до неузнаваемости, и лишь золотые передние зубы позволили его опознать. Когда его извлекли из кабины сгоревшего грузовика, которым владели на паях Ван Сайк и Конгден, там же находилось тело неизвестно кому принадлежавшей собаки.

Городские сплетники уже полностью разобрались с мотивами убийств: Конгден и Ван Сайк не поделили доходы от своих мошеннических проделок, ссора между партнерами привела к преступлению – жестокому убийству Конгдена. Затем происходит случайный инцидент с бензином, которым, как видно, Ван Сайк облил элеватор прежде, чем поджечь его. Он пытается бежать, но слишком напуган тем, что его могут застать на месте. Взрыв бензобака…

К полудню субботы объяснения имелись уже на все, кроме мертвой собаки. Ван Сайк ненавидел собак, и никто и никогда не видел его даже поблизости от какой-нибудь из них, а тем более сидящим с собакой в кабине. Но затем миссис Виттакер из салона красоты на Черч-стрит пришла к очевидному выводу: большая сторожевая собака Конгдена исчезла как раз несколько недель назад. И всем стало ясно как божий день, что гадкий Карл Ван Сайк или просто украл ее, или утащил с целью выкупа и что именно обсуждение этого вопроса привело к трагическому исходу.

В Элм-Хейвене не наблюдалось настоящих преступлений уже в течение нескольких десятилетий. Горожане были шокированы и где-то даже восхищены, в особенности тогда, когда оказалось, что найден виновник ужасной гибели котов миссис Мун.

Каким образом смерть отца Кавано вписалась в эту схему, оставалось не совсем ясным. Миссис Маккафферти рассказала миссис Сперлинг, которая тут же позвонила и передала эту информацию миссис Сомерсет, что католический священник был несколько неуравновешенным человеком. Представьте, он даже старый «линкольн-меркьюри» называл папамобилем. Миссис Мейхер из дамского клуба при лютеранской церкви сообщила миссис Михан из методического собрания, что в семье отца Кавано было несколько случаев душевной болезни, к тому же сам он был шотландским ирландцем, а каждому известно, что это значит. Кроме того, совершенно очевидно, что молодой священник был сослан из большого прихода в Чикаго в порядке наказания за серьезную провинность.