Максим Кабир - Призраки [сборник litres]

Херсониссос – самый древний критский поселок, основанный этрусскими племенами. Люди поселились там в 1500 году до нашей эры. Построили порт, места поклонения. Я догадалась, что на вершине утеса некогда располагался храм, а пещера, в которую я проникла, была ее подвалом или колодцем. Возможно, ее использовали и еще раньше: до сооружения первых храмов святилища обустраивали в природных углублениях вроде грота или дупла дерева. Пол моей «пещеры» был обмазан гипсом. Его украшали орнаментальные мотивы, изображающие осьминогов и рыб. Боковые стены были голыми, но на передней стене сохранилась штукатурка с рисунком. Кальциевая пленка не дала рисунку разрушиться. Прямо на меня из полутьмы смотрел полутораметровый вертикальный глаз с голубым, как лепестки дельфиниума, зрачком. «Морской» орнамент подсказал мне, чей это глаз.

– Посейдон, – вставил я, взволнованный историей Катажины.

– Посейдон, – согласилась она и, промочив горло, сказала: – Не знаю, как описать те эмоции, что меня захлестнули. Вдруг я почувствовала себя крошечной, бесстыдно голой девочкой. Воришкой, застуканным на горячем. Глаз как живой пристально изучал меня, он видел меня насквозь. Когда-то в меня влюбился босниец, о котором говорили, что он сидел в тюрьме за убийство невесты. Опасный человек с красными злыми глазами. Его обходили десятой дорогой, но я флиртовала с ним, получая от игры дозу адреналина. Я была юна, мне в голову не приходило, что я могу доиграться, что хожу по краю. Я не случайно вспомнила об этом. Я подумала, что шутила с вещами, с которыми шутить нельзя, вещами куда опаснее боснийца. Я бежала из пещеры, поклялась молчать о находке. Но меня не оставляла мысль о том, что уже поздно. Меня видели.

Только теперь я понял, что стряхиваю пепел на джинсы. Извинился и потушил истлевшую сигарету.

Катажина снова лукаво улыбалась, молодая старушка в пламени свечей.

– Дома меня ждал сюрприз. Огромный букет цветов и записка от Василия. Он прилетел первым рейсом и предлагал присоединиться к нему в нашем любимом летнем кафе. Судьба даровала нам еще год вместе.

– Что произошло? – спросил я.

– Он вышел порыбачить в море. Связь пропала на три дня. Сигнала SOS он не подавал. В безветренный день «Эллада» разбилась о скалы около острова Карпатос, а труп Василия нашли на пляже в десяти километрах от яхты.

– И вы считаете, это связано с пещерой?

– Устранение соперника? – Она повела плечами. – Нет, обычное совпадение.

Мне хотелось выпалить: «Конечно, не совпадение!», но я прикусил язык, удивленный. Что это, если не совпадение? – спросил я себя. – Древнегреческий бог?

Догадавшись, о чем я думаю, Катажина сказала:

– Моя мама говорила, что суть истории не в истине, а в том, насколько она увлекательна.

– Что было дальше?

– Как писали в романтических новеллах, еще много разных приключений. Впрочем, не связанных с моим рассказом. В восьмидесятых я встретила последнего в своей жизни мужчину и очутилась здесь. И я ни о чем не жалею.

Ветер пнул дом невидимым сапожищем – под потолком зазвенела люстра.

– Постойте, – воскликнул я, – но где здесь дождь? Вы сказали, в истории будет дождь!

– Вы приятный слушатель, – похвалила Пьетрас. – Нет, вы не столкнулись с ярко выраженным проявлением старческого склероза. Дождь я приберегла для финала. Не хотела заканчивать байку этим своим последним приютом. Поднимитесь-ка. Вредно в вашем возрасте все время сидеть. Вон там, где энциклопедии. Желтый листок между пятнадцатым и шестнадцатым томами.

Я вытащил и расправил газетную страницу. Начал читать название статьи, но, дойдя до сигмы и эпсилона, смекнул, что язык греческий. Я протянул газету Катажине. Она покачала головой:

– Посмотрите на фотографию.

Я пододвинулся к свечам. До меня никак не доходило, что именно я вижу. Пляж, кафе, удивленные лица посетителей и что-то, разбросанное тут и там: на столиках, в скатах навеса, в тарелках.

– Василис прервал поездку из-за землетрясения. Я переоделась после злосчастного визита в пещеру, приняла душ и помчалась к назначенному месту встречи. Я была на седьмом небе от счастья, и собственные страхи показались глупыми и детскими. Мы пили рицину, ели сыр и виноград. Просто любовались друг другом, когда что-то стукнуло о тент. Потом еще и еще, забарабанило дробью. Град – подумала я, но увидела изумленные лица вокруг. Вино выплеснулось мне на руку. В моем бокале плавал карликовый окунек.

Здесь написано, что это длилось пятнадцать минут в радиусе мили, и центром было наше кафе. Есть даже название этому – фроткис, и много гипотез, отчего это происходит. При спокойной погоде с небес на землю падали живая форель, треска, креветки, литорина… Люди были ошарашены, а я рассмеялась. Я взяла Василия за руку и вывела из-под навеса. Я сказала: «Никто никогда не целовался под таким дождем». И мы целовались, а у наших ног трепыхалась мелкая рыбка, и парочка окуньков попала мне за шиворот. И… нет, пожалуй, это будет неплохой точкой.

Она замолчала, мечтательно улыбаясь, и я тоже молчал. Лишь через минуту я обрел дар речи.

– Я потрясен.

– Рада. Я бы огорчилась, если бы единственный человек, которому я рассказала свою историю, не был бы потрясен.

– Единственный? Но почему? Почему я?

– Видимо, такой сегодня день. Не льстите себе, явись в мой дом грабитель, я бы выложила все ему. Но это довольно мило, что слушателем оказались именно вы.

– Мило, – прошептал я.

– Ну, – она картинно потянулась, – мне пора воспользоваться уткой и спать.

– Да-да, конечно. – Я встал. У меня была сотня вопросов, но я решил отложить их. – Я пойду.

Катажина вздрогнула, странно на меня посмотрела:

– Кто вы, черт подери, и что вы делаете в моей квартире? Вы пришли украсть мой сервиз?

– Нет, – испугался я, – что вы, нет…

Она захихикала:

– Да я подкалываю вас.

Я перевел дыхание и улыбнулся.

– Ну, катитесь уже. Захлопните дверь сами.

Я кивнул и пожелал ей спокойной ночи. Вышел в подъезд, прошел под бьющей из потолка струей, не обратив на нее внимания. Разделся в своей спальне и лег под одеяло. Образы в голове сменяли друг друга, и мне никак не удавалось сосредоточиться на чем-то одном. «Бессонница, – подумал я, – мне сегодня обеспечена», и тут же провалился в сон, такой глубокий, что, когда дом рухнул, я только поменял позу.

Во сне дом опустился на морское дно, и по комнате, как по космическому кораблю, летали вещи, мои и мамины. Я продолжал лежать на кровати и видел окно и процессию, приближающуюся к дому. Прекрасные полуголые девушки – океаниды и нереиды – беззаботно резвились в изумрудной воде. Атлетически сложенные мужчины, тритоны, были сдержанней. Они мчались верхом на дельфинах и дули в морские раковины, отчего стены выгибались, как резина.