Ольга Коханенко - Хома Брут [litres]

С трудом приподняв голову, он стал щуриться в темноте, пытаясь разглядеть, что же случилось с его телом.

Боль усиливалась, пульсировала. С каждой секундой он чувствовал, что силы покидают его.

Во мраке ему удалось разглядеть косматый силуэт чудовища, присосавшегося к его руке и жадно пьющего кровь.

Хома вскрикнул. При движении его головы непонятная зверюга угрожающе зарычала и вперила в Хому горящие красные глаза. На ноге Хома разглядел вторую тварь, светлую, еще более безобразную, чуть поменьше первой.

Его тело скрючило от боли. Еще раз. Косматые чудовища глубже вонзали зубы, крепко-накрепко пригвоздив его к постели уродливыми лапищами с острыми когтями. От них исходил невыносимый смрад. Пошевелиться парень не мог. Задохнувшись, он бессильно обмяк, чувствуя, что твари вот-вот прикончат его.

– Не сдавайся! – хрипло крикнули в темноте, и Хома узнал голос характерника. Старик медленно подбирался к светлой твари с саблей наготове.

Тварь оторвалась от Хоминой ноги и, раздувая ноздри, вскинула окровавленную пасть. Широко расставив передние лапы, она медленно двинулась на старика.

Характерник стал обходить ее боком, стараясь замахнуться для удара. Оттолкнувшись от стены, тварь с ревом бросилась на него.

Старик резко сжался, упав на пол. С визгом тварь пролетела мимо него, врезавшись головою в полки на противоположной стене. Со звоном и грохотом посыпались горшочки с Вериными лекарствами. Тварь опешила, неуклюже замотав головой и окропив горницу кровавыми слюнями.

Воспользовавшись паузой, характерник из положения сидя вывернул левую ногу и рубанул ударом снизу по ребрам твари.

Во все стороны брызнула кровища. Тварь заскулила и бросилась наутек по потолку, зажавшись в угол.

Обернувшись к обессиленному Хоме, старик дернулся к нему на помощь. Но тварь на потолке, ловко перебирая лапами, в одно мгновение настигла характерника и рассекла воздух возле его уха кривым мощным когтем.

– Святые угодники,– прошептал старик, не ожидавший такой скорости, и, отбиваясь саблей, выкрикнул Хоме:

– Сопротивляйся! Ну же! Чего ты лежишь?!

– Я… не могу,– вяло пошевелил губами парень, у которого все плыло перед глазами.

– Можешь,– кряхтел старик, двигаясь все быстрее и отражая удары бешеной твари.– Они не пришли убить тебя! Они! Всего! Лишь! Сосут кровь! – изловчившись, старик рубанул по мощной лапе, отрубив часть изогнутого когтя. Раздался страшный вой.

– Давай! Думаю, они уже пили твою кровь, и не только твою! А ты все еще жив!

«Не может быть!» – пронеслось у Хомы в голове, но он был словно сам не свой.

Придя в себя, светлая тварь зашипела и, прыгнув, прилипла к потолку между характерником и Хомой.

– Сейчас! – тщетно стараясь зацепить ее саблей, кряхтел старик.– Не прорваться! Где… твой… амулет?! Вынь! Вынь его! – ему удалось слегка отодвинуть чудовище подальше от бурсака.

Хома почувствовал, как его сознание погружается во мрак. Он больше не мог бороться. Он больше не слышал бешеного стука собственного сердца. Оно словно замерло, обескровленное. Лишь саднящая боль. И тепло. Слишком поздно. Сейчас чавкающее чудовище иссушит его до последней капли.

– Не сдавайся! – взвыл характерник.– Рука! Вытяни амулет свободной рукой!

Его слова с трудом доходили до парня. Очень медленно Хома поднял руку. Тяжелую, словно не свою. И придвинул ее к шее. Нащупав под рубахой камень, он вытянул его за веревочку.

Горница озарилась ярким голубым светом. Темная тварь, висевшая на руке, изумленно отпрянула в два маленьких прыжка. Почувствовав облегчение, Хома собрал все силы и сел, испуганно глядя на чудовищ. Покрытые шерстью, они стояли на четырех мощных лапах и выглядели бы человекоподобно, если бы не уродливые пасти с длинными клыками, мощные когти, острые уши и длинный хвост метлой.

Тварь на потолке тоже оцепенела от голубого сияния, хотя вяло продолжала следить за руками характерника.

Щурясь, темная испуганно наблюдала за медальоном, принюхиваясь, водя по кругу окровавленной харей, вытягивая длинный слюнявый язык и желая снова припасть к телу Хомы. Страх на мордах чудищ сменился любопытством. Та тварь, что была здоровее и темнее, глянула на Хому дружелюбно-кровожадно. Вторая же, со светлой шкурой, замотала головой, словно сбрасывая с себя марево.

Воспользовавшись моментом, характерник сделал резкий выпад и ловко уколол тварь в брюхо. Со стоном она упала на пол возле старика. Перекувырнувшись, характерник подскочил к темной твари, стоящей с глупой мордой, и с размаху разрубил ей все четыре лапы. Тварь с визгом рухнула.

Отбежав на безопасное расстояние, старик повесил на пояс саблю, и, закрыв глаза, сложил руки у груди.

– Приготовься! – крикнул он Хоме.– Когда я велю, руби ближайшую к тебе!

Ровным красивым голосом он запел молитву:

– Веυрую во едиυнаго Боυга Отцаυ, Вседержиυтеля, Творцаυ неυбу и землиυ, виυдимым же всем и невиυдимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша.

Его голос странным образом становился все громче и громче, заполняя хату.

Корчившиеся от боли твари замерли. Скукожившись, они стали на глазах уменьшаться в размерах.

– Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечшася. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанием. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца.

Тяжело дыша, Хома протянул руку под лавку, стараясь нащупать саблю. Наконец ему это удалось. Он медленно встал и подошел к темной твари. Рука плохо слушалась его, но он с изумлением заметил, что следы от клыков почти исчезли.

Чудовище поджало уши, корчась в ужасных муках. Его шерсть поредела, клыки уменьшились, кровожадная челюсть начала принимать человеческую форму. Неожиданно тварь превратилась в заплаканного испуганного Петро, лежащего голым на полу и в ужасе глядящего на свои изрубленные руки и ноги, которые странным образом уже медленно восстанавливались.

Возле характерника лежал голый Авдотий, оглушенный, но продолжающий ожесточенно скалиться, истекая кровью.

– И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки. Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века. Аминь.