Надежда Сакаева - Бессмертие графини

Но одного он не понимал, зато я видела это четко.

Ведь даже делая что-то назло графу, он оставался похожим на него. Тем, кого граф из него и сделал. А граф не ломал его, позволяя ему, пусть и не все, но ровно столько, чтобы не перегнуть палку.

Новый замок, в который притащил нас граф, оказался куда более просторней предыдущего. И новым он был не только на словах — постройка завершилась всего восемь лет назад. Неподалеку от замка было уже не село, но достаточно крупный город и это значительно развязывало руки графу и Эшу (мне всегда хватало и слуг и я по-прежнему не перегибала палку, все еще помня свою человеческую жизнь и сохранив то, чего теперь не было у Эшварда и никогда не наблюдалось у моего супруга — милосердие, доброту и сочувствие).

Здесь граф и Эш развернулись по полной.

Теперь в их распоряжении оказалось достаточно крестьян, чтобы потакать своей жестокости в любое время. А я не могла сделать совершенно ничего против, и мне оставалось лишь затыкать уши, чтобы не слышать крики жертв графа и закрывать глаза, чтобы не видеть полные надежды лица жертв Эшварда.

И я уже сомневалась, кто из них двоих поступал более милосердно — граф, причинявший боль физическую, или же Эш, заставляющий тех, кто попался ему в руки совершать совершенно немыслимые вещи, чтобы в итоге все равно убить их, или же, наигравшись, отдать графу.

Через год после второго нашего переезда, к нам присоединился Викторий.

Видимо граф окончательно удостоверился, что Эшвард принял его мировоззрение и больше не боялся чужого воздействия.

Викторию, разумеется, перемены в Эшварде не принесли никакой радости и он попытался все исправить.

Но расчет графа всегда точен и разговор с ним ничего не дал. Теперь бывший рыцарь презирал своего, такого же бывшего друга, считая его слишком мягким для того, чтобы носить звание вампира.

— Ольга, — не добившись успеха у Эшварда, Викторий обратился ко мне. — Ты должна что-нибудь сделать с ним, заставить его измениться. Ты его обратила, а значит, ты в ответе за него.

— Ты сам прекрасно знаешь, что я бессильна. Идти против графа бесполезное дело. Он слишком давно живет на этом свете, — горько усмехнулась я. — И если уж граф решил сделать что-то, то его нельзя остановить или переубедить. Он останется непреклонен. Моя ошибка была в том, что я обратила Эшварда, но я действительно надеялась, что граф уже не вернется. Что он забыл меня. Помнится ты сам советовал пытаться жить нормальной жизнью.

— Да, советовал, но это вовсе не означало, что теперь нужно создавать новых немертвых. В этом мире и без того слишком много жестокости, а тебе не стоило доводить все до такого. Мы получили второго графа, только вот если граф менялся тысячу лет, твоему рыцарю хватило и сотни.

Я лишь покачала головой и ушла, не желая продолжать этот бесполезный разговор. Я и сама осознавала свою вину, и меньше всего мне нужны были упреки Виктория и его напоминания об этом.

Хотя, признаться, до этого во мне еще была частица надежды. Смешно, но Эшвард давал ее и мне.

Я надеялась, что перемены в нем не окончательны. Что он еще сможет одуматься, осознать все происходящее и вернуться к тому, что было прежде. Наивно, глупо и эгоистично, но это было именно так.

Однако Викторий поставил на этой надежде окончательный крест, а Эшвард, спустя пару дней, вбил его еще глубже.

— Мы не разговаривали с тобой об этом, — манерно растягивая слова проговорил он, — но ты же должна понимать, что я не стану помогать в твоей глупой затее. Хотя, пфффф, о чем это я? Разве у графской подстилки хватит сил убить его? В любом случае, пусть граф меня и не устраивает, но единственная помощь, которую я смогу оказать тебе — это не мешать. Впрочем, уверен, мы проживем тысячу лет, прежде чем ты выйдешь из под его контроля.

И пусть он уже не был тем рыцарем Иеронимом, эти слова окончательно добили меня.

О чем я думала?

Глупая!

Моя мечта о том, что однажды ненависть к графу пересилит зависимость и я смогу поднять на него руку изначально была неисполнима!

Однако вместо того, чтобы признать полное и безоговорочное поражение, слова Эшварда неожиданно задели и разозлили меня.

Действительно, я лишь подстилка графа! Иначе, как бы я могла допустить такое? Как бы позволила графу сотворить ЭТО с моим милым рыцарем?

Наверно, я должна хотя бы попытаться!

Я не могу допустить, чтобы жизнь Иеронима, так эгоистично кинутая мной на алтарь вечности, пропала совершенно зря.

Так может, смерть графа покажет ему, что он ошибся во мне, что я способна бороться, а значит и он может вернуться? Это мой единственный шанс изменить все, ведь в одном я сейчас уверенна точно — пока жив граф, Эш будет его подобием. И раз я уже допустила этого, то не могу сейчас просто все оставить.

А значит, я должна побороть свою болезнь и зависимость.

«Характер вырабатывается в крови».

Так, смеясь, всегда говорил граф.

«Пока ты не столкнешься с трудностями — ты не узнаешь предел своих сил. Я делаю им одолжение. Они умрут героями, могущими сказать, что закалили свой характер и испытали себя».

Думаю, такие слова были бы слабым утешением для несчастных мертвецов и тех, кто ждал, но не дождался их дома. Думаю, говоря их, граф и не стремился к утешению.

Но, как бы то ни было, меня его испытания ничуть не закалили, а напротив, сломали. Видимо, я изначальна была слаба, так как я могла теперь винить в этом Эшварда, если и сама никогда не противилась графу?

Впрочем, теперь, приняв решение бороться, я уже не могла отступить. Похоже, все же и мне досталось немного фамильного упрямства Фарго.

Моими трудностями сейчас (и всегда) были чувства к графу, заполнявшие каждую частичку моей души и тела. И принятое решение вовсе не означало, что я имею хоть какое-то понятие, как с этим бороться.

Но бороться было надо.

И если граф прав, и характер вырабатывается в крови, то я пролью ее столько, сколько будет нужно. В конце концов, мне не привыкать к боли и отчаянию, ведь ими было наполнено столько моих дней.

Вот только, думая так, я подразумевала свою кровь, а на деле вышло, что свобода стоила мне реки чужой.

Первым шагом к избавлению от болезненной зависимости должна была стать, как я решила, моя близость с другим мужчиной. Ведь я никогда не знала никого, кроме графа, так может, если я изменю это, то буду чуть меньше нуждаться в нем самом и его холодных объятиях? В конце концов, как, смеясь, однажды сообщила мне служанка, ТАМ все мужчины одинаковы.

Поэтому в один из вечеров, дождавшись пока граф с Эшвардом уйдут развлекаться в соседнюю деревню, я вышла из своих покоев и направилась вниз, на конюшню. Роман графини и конюха — что может быть вульгарней и гротескней?