Александр Васильев - Наш собственный конец света

А чего еще я ожидал?! Что он кинется мне на руки и скажет: помоги мне? В другой ситуации может быть, так и было бы. Но только не сейчас, когда он осознал свою власть, и понял, что здесь могут исполниться все его мечты. Разве никто в детстве никогда не мечтал о волшебной стране, где ты король, или принц?

Я заплакал.

— Я хочу проснуться в своей комнате!

Парень еле разлепил отекшие веки и огляделся. Он был в своей комнате. Его сердце бешено колотилось, а дыхание было резким и частым. Вся его одежда пропиталась холодным и липким потом.

Он сел. Но что-то ему не понравилось. Гравитация, плохо слушающиеся ноги. И комната, она лишь имела небольшую схожесть с его настоящей.

Парень резко вскочил с кровати и сдернул бархатные шторы с большого окна.

По ту сторону на него смотрел динозавр…

Ему было лет пятнадцать, довольно высокий для своего возраста, худощавый, с короткими каштановыми волосами. Слегка впалые глаза, темно-карего цвета, курносый нос и тонкая линия губ. Но его внешность была не столь примечательна, сколь вид его старой и заношенной одежды. Светло-коричневый выцветший пиджак в полоску и такого же вида брюки, также изношенные коричневые туфли. Из-под пиджака постоянно выглядывала не заправленная, когда-то бывшая белой мятая рубашка. Создавалось впечатление, что он пришел из прошлого века, и при этом потратив на дорогу столько же времени.

Я очень часто видел его в своих снах, всегда красочных и ярких, наполненных невероятными приключениями и фантазиями. Эти сны я любил и запоминал, проснувшись на утро. И, в отличие от других, они никогда небыли пустыми картинками, с постоянно меняющимся сюжетом.

Он всегда играл роль наблюдателя: находился в стороне, молча смотрел и ни в чем не участвовал. Во сне я часто думал, что так и должно быть, но, просыпаясь на утро, пытался понять, зачем он там нужен. Он казался всего лишь декорацией к картине сна, совершенно бесполезной и лишенной смысла фигурой на моей половине шахматной доски.

Но, засыпая, я каждый раз жаждал увидеть его вновь. Ведь только он давал мне яркие и незабываемые сны. Поняв это, я перестал думать, зачем он нужен, но порой задумывался, а что будет, если он примет активное участие в моем забвении?

А еще хотелось знать, кто он.

Когда я его впервые увидел, мне было лет восемнадцать. И это был мой первый сон, который я запомнил полностью. Разумеется, я не придал этому никакого значения. Просто вдруг запомнившийся яркий мир из моего подсознания. Казалось, один на миллион. Но вскоре это соотношение начало уменьшаться, и я все чаще и чаще запоминал четко прорисованные картины сновидений.

Сейчас даже вспомнить сложно, но поначалу он появлялся раза три-четыре в месяц. И каждое утро я был счастлив новым приятным видением. Потом он стал приходить чаще, и я уже стал задумываться об этом странном парне, вечно врисованном в мои миры. Я пытался вспомнить, где мог увидеть его, старался понять, почему его образ так надежно засел в моей подкорке. Но ничего связанного с ним, кроме снов, я в своей памяти не находил.

Но вскоре меня больше стало удивлять, что, начиная с самого первого его появления, я не забыл ни одного сна с ним. Эти картины постоянно крутились у меня в голове, порою, их обилие просто не давало мне сосредоточиться на простых будничных проблемах. Мне стало сложно что-то запоминать, прочитанное единожды, забывалось мгновенно. Любой учебник мне приходилось зубрить, перечитывая его десятки раз. С трудом закончив среднее профессиональное, я понял, что высшее образование я уже не смогу получить. Тем более что снов, заполнявших мою память, становилось все больше.

К двадцати пяти годам появились проблемы на работе, я часто забывал о поручениях, что и когда сделал. Когда стало доходить до крайности и многие просто на меня косились, я придумал небольшой выход. Я завел ежедневник. Но он скорее напоминал дневник, куда мне приходилось записывать все свои действия на работе.

Это помогало, ведь, записав, я помнил, и даже не нужно было заглядывать в свои записи.

Но вскоре я начал перелистывать исписанные за день страницы. Стало все труднее запоминать, времени что-то записать, порой не хватало. А странные и недоверчивые взгляды коллег напрягали еще больше.

Сны к тому моменту закрепились раз в две недели.

К двадцати семи годам я с ужасом осознал, что работать больше не могу. Дневники уже не помогали. Да и огромное количество картин в моей памяти, просто не давали мне сосредоточиться на каком-либо деле. Я стал бесполезен, и меня попросили уйти по собственному желанию.

Сейчас мне тридцать лет. Живу на пособие по безработице. И вижу яркие запоминающиеся сны каждую ночь.

Я перестал высыпаться. Сны стали для меня реальнее, чем сама жизнь.

И потому, наверное, я не сразу обратил внимание на странно одетого парня, мирно прогуливающегося вдоль сквера, куда меня занесло ранним утром.

Я сидел на лавочке, курил и не спеша попивал темное пиво. Руки дрожали от холода, и я кутался в легкую осеннюю куртку.

На дворе стоял конец октября, и холодный ветер нес в себе легкую ледяную морось, противно облепляющую открытые участки тела. Полуголые кроны деревьев надсадно скрипели под порывами ветра. А окрашенная в коричневые оттенки листва, тихо шурша, отрывалась от скользких ветвей, и плавно опускалась прямо под ноги прохожим. Очередной листок тихо спустился наземь и тут же был притоптан вместе со своими собратьями коричневой потертой и изношенной туфлей.

Парень не спеша брел по тропинке, ежась от холода, и засунув руки в карманы коричневого пиджака.

«Опять он…» — только и подумал я.

Допив пиво и закурив новую сигарету, я направился к выходу из сквера, думая, что может принести этот очередной сон. Так хотелось проснуться и больше никогда не засыпать.

Однажды я так и сделал. Глотая литрами кофе, и принимая кофеин в таблетках, я протянул трое суток без сна, по прошествии которых просто выключился на несколько дней. Проснувшись, я вспомнил только сон, но в голове не осталось ничего, что могло относиться к тем трем дням. А заглянув в дневник, я увидел лишь коряво написанные бессмысленные слова, невообразимую кашу и путаницу фраз, будто мой мозг забыл, как надо мыслить.

Больше такие опыты я не повторял. Но мечта так и осталась мечтой — не спать.

Я оглянулся. Парень все гулял, но уже не по тропинке, а меж деревьев, поддевая носками туфель опавшую листву. Но что-то в этих его действиях было не так. Что-то, чего ранее за ним никогда не наблюдалось.

Бросив окурок, я закурил вновь и вышел из сквера.

И все же, с ним что-то было не так. И его действия явно отличались от прошлых снов.