Александр Васильев - Наш собственный конец света

Три таблетки, хотя положена одна, спокойно легли на дно пустого желудка, запитые сверху водой из-под крана. Наркотический анальгетик, он начнет действовать только через пятнадцать минут, а пока…

Я вышел из ванной, взял на кухне два бокала и бутылку вина. Прошел в комнату. Каждый шаг, каждое движение отдавалось в моей голове безжалостным ударом по комку нерва. Я пробовал улыбаться. Я знал, что у меня получается, — уже несколько лет я безупречно играю эту роль, — но я все равно боялся, что она увидит ее во мне. Чего боялся, зачем?

— Выпьешь? — спросил я, наливая ей бокал.

Она кивнула и приняла из моих рук искрящееся в лучах заходящего солнца красное вино. Осторожно сделала глоток, поморщилась.

«Сколько же тебе лет? — подумал я. — Хоть восемнадцать-то есть? Я не хочу потом проблем».

— Как оно тебе? — спросил про вино.

— Кислое. Но вкусное.

Я кивнул в знак одобрения. Да, таким оно и было, ни более, ни менее. Это странное вино, но я его очень люблю. Сделал глоток, ощутил, как приятное тепло разлилось по моей груди и осело в желудке. Наркотические анальгетики и алкоголь, я уже предвкушал, как на короткое время я поднимусь на вершину блаженства, а потом сойду по раскаленным углям вниз. Главное, выгнать ее раньше, чем я начну блевать.

Девушка молча делала неуверенные вначале глотки, и спокойно осматривала маленькую комнату, с большим окном, за которым, не спеша, заливая жалкие облака вокруг себя яркими красками, садился пурпурный диск солнца. Она заворожено остановила на нем свой взгляд. Сделала глоток, поморщилась, улыбнулась.

Я проследил за ее взглядом, пожал плечами: ничего особенного, уже насмотрелся за свою одиночную жизнь. Сделал глоток, отметил, что мне уже не так плохо, да и бокал мой пуст. Я взял из рук девушки почти пустой бокал и долил вина, затем налил в свой.

Притянул девушку к себе и осторожно поцеловал. Печаль в ее глазах оставила от поцелуя странный осадок — некую тоску. И я сразу смыл его довольно внушительным глотком.

Она облизала губы, опустила взгляд.

«Так впервые», — мысль осторожно прошлась по закоулкам моего мозга и где-то пропала.

Она пила, я пил, казалось, время остановилось. Солнце не скрылось еще и на половину, но было ощущение, что она смотрит на него уже вечность. Она не хотела того, зачем пришла, но она здесь — что-то ее заставило.

К концу второго бокала в ее глазах появился мутноватый огонек, еще более освещающий печаль. Она улыбнулась, сама поцеловала меня.

Я попросил ее смыть эту нелепую косметику, и, пока она была в ванной, расстелил кровать.

В комнату девушка вошла уже обнаженной.

«Разделась в ванной, — по моему лицу скользнула улыбка. — Не уже ли постеснялась? Хм».

Она осторожно подошла ко мне, страстно поцеловала. Это не был настоящий поцелуй, он был подогрет вином, но мне этого хватило.

Я не заметил, как она расстегнула мне джинсы, и уже через пару секунд я был голым. Все остальное казалось смутно знакомым, не обычным, странным.

Она стояла передо мной, окутанная лучами заката, и казалась не настоящей, фальшивой, грубой подделкой, куклой. В глазах горел пламенный огонь, а желанье было лишь вином. Ни надежды, ни нежных слов. Хотя, что я хочу от проститутки. Но те, что были раньше, все же играли эту роль. А она, она была совсем другой.

Я целовал ее, ласкал. Все это было мне знакомо: ее объятья, ее взгляд, ее поцелуи. Но, если я был с ней раньше, то почему не помню этого.

Она отдалась моему разврату почти целиком, и единственное, что сейчас мне не принадлежало, были ее глаза. Да, в них было пламя страсти, но оно четко освещало всю ее печаль, всю тоску и ненависть к своему делу. С ее уст исходили слова страсти, ее дыхание было пылким, ее действия были необычайно нежны и возбуждающи. Мы были единым целым, казалось, наши чувства стали настолько раскаленными, что свет нашего пламени освещал комнату.

Мы снова и снова сливались в страстном поцелуе, снова и снова были едины. Наше дыхание нагревало воздух, а тела выделяли огонь. И вот, почти перед самым пиком я увидел его…

В последних лучах заходящего солнца, я сначала ясно ощутил его присутствие, а потом, на какую-то долю секунды, увидел его блаженное лицо.

С оргазмом вернулась вся моя боль, вернулась та девушка, которая полчаса назад вошла в мою квартиру. Пропала вся страсть, пропало наслаждение, пропала та, с кем я только что занимался любовью.

Девушка молча прошла в ванную. Я лег на спину, разведя руки и ноги в стороны.

«Хм, „Человек Да Винчи“, — почему-то о себе подумал я. — Как же мне больно…»

Одетая, она вскоре подошла ко мне. Я молча скосил глаза на край тумбочки, где лежали деньги. Она кивнула, взяла их, и вышла из квартиры.

«Интересно, она знает? Знает про него?»

Я повернулся набок и свернулся калачиком. Закрыл глаза. Тупая боль чуть уменьшилась.

— Теперь я понимаю ее.

«Ее глаза, ее не решительность, не смелость, отрешенность. Она не хотела этого, но только так она могла заглушить свою боль. Непонятную, тупую, убивающую. А главное, не свою, а его боль».

Мысли текли вяло, каждое слово пульсировало болью.

«Тебе не повезло. Хуже всего, что ты еще совсем молода. И он натешится с тобою вдоволь. Его боль, которую ты ощущаешь, она вечна, и только минуты страстной любви способны подарить пару часов успокоения и отрешения. Но это ненадолго. Потом ему надо будет все больше и больше, пока ты ему не надоешь. А потом он уходит, но боль остается, и от нее спасают только наркотики и больше ничего, секс здесь больше не поможет. Тебе не повезло.

Он мучил меня шесть лет, а потом он ушел. Ушел, оставив все эти мучения, которые перестали купироваться прошлыми способами.

Я смог увидеть его только через год, как у меня появились все эти симптомы. Я тогда решил, что это простая галлюцинация на фоне боли и пика оргазма. Его можно было увидеть только в лучах заходящего солнца. Я всегда старался выгадывать именно такое время для секса, я всегда хотел найти оправдание его силуэту.

А потом я вдруг осознал… Что это все он, все дело в нем. Вся моя боль, все мои болезненные позывы к уже ненужному мне сексу, от которого, и только от которого, мне становилось легче.

А потом я перестал его видеть, он ушел, оставив мне одну боль, забрав с собой формулу недолгого успокоения.

И теперь я снова его увидел, но он уже принадлежал не мне, а этой девушке».

— Интересно, а ты знаешь, что с тобой происходит. Ты знаешь о нем?

— Мне тебя жаль.

— Прости…

— Я вряд ли смогу тебе хоть чем-нибудь помочь.

— Прости…

Этой ночью я не спал. Боль, казалось, стала еще сильнее. Запитая сверху новая порция таблеток спокойно легла на дно пустого желудка, предвещая мне только язву.

Спать не хотелось. Хотелось только умереть. Не чувствовать боли, не вспоминать его, не жить. Но все же смерти я боялся больше…