Мария Чинихина - Тайна Белого Камня

Десять лодок со спущенными парусами были пришвартованы к деревянным подмосткам. Моряки в шапках с голубым отворотом натирали полы, торговцы сдавали груз. Пахло чем-то сырым и несъедобным. Туман ложился на мутноватую воду. Эльза отказывалась идти, но Тильда упрямо вела ее мимо мужчин в грязных штанах и заношенных до дыр рубахах. Их не интересовали цветы, они горланили во всю силу, моргали заплывшими глазами, из беззубых ртов валил дым, руки тянулись к недоступному.

— Какая же ми..илашка!

— Красо..отуля!

— Симпотяжка!

— Кидай цветочки, дорогуля! Ух, ты!

Один успел коснуться плеча Эльзы. Эльза увернулась, как от проказы, и смахнула невидимую пыль. В конце портового переулка вросли в землю похожие на грибы покосившиеся лачуги. И здесь суетился люд, были торговцы, были казначеи, собиравшие плату и другие сборы. Платили все — и владельцы речных судов, и горбатые фермеры, которым нужно было перевезти вязанку дров.

Один казначей в большой шляпе, размахивая гусиным пером и тщательно проверяя написанное, сунул пару монет в карман, а после подложил в лежащую перед ним стопку другой лист. Владелец судна пожал ему руку…

— Он грабит папу! — воскликнула Эльза.

Тильда засмеялась.

— От отца твоего не убудет, идем.

— И он, и он! — девушка показывала пальцем на нечистых на руку казначеев.

— Эльза, быстрее. Скоро сумерки, а мы еще не были на главной площади!

Эльза подчинилась. Тильда привела ее на другую улицу, менее людную. Целый ряд одинаковых по высоте домов тянулся от берега реки к серой башне с цветным флагом на круглой крыше. Тильда иногда останавливалась и глядела на прогнившие рамы. Стояла около минуты, потом шла дальше. Навстречу попадались разные люди: и вельможи, и торговцы, и нищие с подбитыми глазами. Глаза-точки моргали на лицах, выпачканных черной копотью. При встрече с последними Эльза жалась к стенам домов, но Тильда не позволяла отходить далеко. Город показал себя пустым, одиноким и безжалостным.

Рядом пронеслась статная женщина с плетеными корзинами. Внутри нежился ржаной хлеб с поджаристой корочкой. Люди бросали ей в ладонь медяк, а она взамен им хорошо пропеченную булку. Эльза сунула руку в левую корзину, пока женщина отвлеклась, но Тильда неожиданно схватила воспитанницу за ухо и потащила на другую сторону улицы.

— Ой! — закричала Эльза, топнув ногой. — Отпусти! Да как ты смеешь! Тильда!

Но Тильда как будто не слышала воплей. И торговка с корзинами не спешила уходить. Хлебный запах манил, соблазнял вернуться и взять…

— Тильда, ну можно я обменяю бутон на краюшку? Пожалуйста! Тильда!

Тильда оставалась непреклонной.

— Глянь туда… — произнесла она и отпустила Эльзу. Эльза потерла раскрасневшуюся мочку — к звону в висках добавилась боль в ухе.

— О! Как же чудно играет тот скрипач! — воскликнула она, забыв о корзинах и хлебе. — Можно подойти ближе?

— Иди уже, — только и ответила Тильда.

Эльза в один миг оказалась возле кареглазого юноши. Рядом с ним сидела миленькая девчушка. Белокурая, в грязной сиреневой вязаной шапке, в сером платье с желтым передником. В руках она держала поцарапанный бидон, уже частично наполненный медными монетами. Парень улыбался, одной рукой зажимал струны, другой водил смычком, а девочка молчала и жалобно смотрела на пробегавших мимо людей.

— Привет, — поздоровалась Эльза. Скрипач тут же перестал играть, а девчушка почему-то заплакала.

— Уходите, — попросил он. — У нас нет лишних денег покупать цветы. И ни к чему они нам.

— Хочу тот бутон, — жалобно произнесла девочка и потянула ладошку к лотку. Эльза опустилась на колени, вытащила самый большой и свежий цветок и подала малышке. Грязные пальцы вцепились в алые лепестки, а стебелек девочка прижала к груди.

— Мартина! — воскликнул скрипач. — Отдай немедленно! Вы портите мою сестру, я всегда требую от нее послушания. Мартина!

Эльза поднялась. Тильда с дороги наблюдала за воспитанницей. Она готовилась вмешаться в любую минуту, но пока все шло хорошо.

— Пусть оставит бутон себе, — сказала Эльза и удивилась. Она вдруг вспомнила свою последнюю прогулку с родителями. На улицах собирались поглазеть на влиятельное семейство и горожане, и приезжие фермеры из ближних деревень. Все стояли и любовались узорами на ткани и позолоченными фигурками на крыше носилок. Их несли по мощеной булыжником дороге плечистые слуги в свободных по крою штанах ниже колен, обшитых тесьмой. Ни улыбки, ни криков. Люд завороженно смотрел на своего правителя и чего-то ждал. Нет, были и недовольные. Они выкрикивали грубые и неприличные слова. Отец всегда просил не обращать внимания, Эльза и не обращала, а сейчас смысл тех жалоб до нее доходил. Они не были такими уж кощунственными, это были крики о помощи от заблудших душ, которые желали донести свою правду. Гвардейцы в серебряных плащах, не разбирая, кто выкрикивал, связывали руки всем, на кого падал взгляд главного в отряде. Были минуты, когда слуги останавливали носилки. Отец приподнимал тканевую шторку, и из его руки сыпались на дорогу медяки. В толпе начиналась суета и давка. Эльза видела пальцы, кривые, давно не мытые. Все они тянулись и ловили жалкие монеты, летящие к босым ногам, ковырялись в грязи, лишь бы достать. Эльза корчилась от смеха и хлопала в ладоши. Ей было очень весело. Отец тоже смеялся. Случались и такие дни, когда улицы были совсем пусты. Эльза спрашивала у папы, где все, он с радушной улыбкой брал ее за руку и говорил, что на площади он будет читать речь. А как только знать вернется в замок, людей снова выпустят из переулков…

— Спасибо!

Опять это слово… Произнесенное так нежно и восхищенно. Эльза очнулась и заметила у девочки синяки и ссадины. И у скрипача, хотя у него было их меньше.

— Что это?

— Мать каждый вечер избивает. Царапины долго заживают. Мы целый день сидим на жаре, я играю, а Мартина ловит медяки. Наступает закат, затем сумерки и ночь, улицы пустеют, лавки закрываются. Нужно идти домой. Я беру за руку сестренку и веду ее. Мы бредем по центральной улице и заглядываем в окна богатых домов. Семьи собираются за накрытыми столами. Отцы целуют дочерей и сыновей, а матери разбирают теплые постели. Мартина не понимает, она просто идет за мной, а я знаю, что иду к себе домой, где злая мамаша потребует отдать все медяки. Иногда у меня получается припрятать гроши, и к празднику хризантем я покупаю Мартине подарок: вот эту шапку или бутон, который очень быстро увянет. Но Мартина счастлива, она любит цветы.

— Позвольте, — Эльза взяла руку музыканта, сжала ладошку Мартины и закрыла глаза. Она мысленно просила поддержки у Тильды. Тильда для начала проверила — нет ли кого поблизости… Серебряных плащей… Горожан… Улица постепенно меркла в сумерках. Тогда она подняла голову и направила свою энергию воспитаннице.