Роман Волков - Большая книга ужасов — 74 [сборник]

Первовещество намертво приклеилось к коже и не желало с ней расставаться. Я поначалу не заподозрил опасности, хотя не отрезать, ни расплавить, ни заморозить его не удавалось. Перепробовав тысячу способов, ваш покорный слуга, погрязнув в своем невежестве, смирился, решив, что кусочек желтого воска вряд ли может стать проблемой — люди живут с куда большими увечьями.

Но я оказался преступно недальновиден. Со временем апейрон все глубже проникал в мое тело, реорганизуя его по своим собственным законам, которых я не знал тогда и, к моему великому стыду, не знаю и поныне.

Превращение проходило быстро, но мой организм отчаянно сопротивлялся. Я бился в конвульсиях и выл от боли несколько недель подряд. Мои слуги и помощники в ужасе разбежались, Виктор Амодей, уже получивший титул короля Сардинии, конечно же, тоже ничем не мог мне помочь… Титул и ответственность перед своей страной не позволили ему и дальше оказывать мне покровительство, а инквизиторы давно точили зуб на Карло Пазоротти — «отъявленного еретика и чернокнижника».

Когда в мой дом вломились «псы Господа», я не мог оказать им сопротивления. Тело мое перестало мне принадлежать, превратившись почти в то, что вы увидели сегодня. Я не мог ходить, есть, спать или отправлять другие жизненные потребности. Наверное, можно сказать, что я перестал быть человеком. Но религиозных фанатиков, жаждавших отправить меня на костер, не остановил даже ужас, который они испытали при виде того, что стало с их заклятым врагом.

Продержав меня недолго в казематах, они устроили тайное сожжение — показать людям то, во что я превратился, они побоялись. Каких же высот достиг их страх, когда оказалось, что мое новое тело не желает сгорать! Моя плоть загоралась, да. И я при этом испытывал невыразимую муку. Но сгорать апейрон не хотел.

Не зная, как поступить с таким святотатственным феноменом, инквизиторы бросили меня в самый глубокий каменный мешок монастыря Святого Архангела Михаила. И постарались обо мне забыть.

В казематах монастыря апейрон все больше оплетал мое тело. Мой разум. Монахи в ужасе отшатывались от жуткого зрелища и не прикасались ко мне. Убить меня они боялись и решили просто уморить голодом и жаждой. Но и тут просчитались.

Взращенный моей кровью, моим сознанием апейрон приобрел способность мыслить, питать сам себя и расти. Теперь он стал кормить меня.

Шли годы. А может, столетия. День был как год, а год — как минута. Я был словно в анабиозе. Спал и грезил, а в моей голове что-то мешалось, создавалось… апейрон без подпитки извне перестал расти и словно затаился.

Ш

Ш-ш

Ш-ш-ш…

Лицо Ларисы Николаевны оживилось. В классе стояла гробовая тишина, и учительница виновато обвела взглядом растерянных ребят.

— Простите, что-то я… — Она не договорила, смущенно поправила очки на переносице и глубоко вздохнула, отгоняя навязчивые мысли.

— Вернемся к нашей теме получения чистого органического вещества. Сегодня я хочу провести с вами один эксперимент, который будет затрагивать не только тему выделения органического материала, но и еще одну, вероятно, гораздо более важную, проблематику вещества как такового. Все вы, я надеюсь, слышали о теориях протовещества…

— Да ну, это же древние байки! Алхимические фантазии… — пренебрежительно вклинился в монолог учительницы конопатый парнишка с растрепанными золотистыми вихрами. Судя по всему, он был из другой школы, Роман его не знал.

— Я так понимаю, вы Константин Рыжков? — весьма прохладно осведомилась химичка, заглядывая в свои записи. Затем она встала из-за стола, отодвинув в сторону желтый окаменевший минерал, который использовался в качестве пресс-папье.

— Так точно, — хихикнул в ответ блондинчик.

— Очень странно от вас слышать такие заявления, зная, что ваша старшая сестра уделяет проблеме первовещества определенное внимание. Помнится, Ксения Рыжкова публиковала статью в журнале «Биомедицина и науки о жизни» как раз по вопросу апейрона.

— Публиковала, — буркнул конопатый смутьян с недовольной миной. — Только там же рассматривался как раз вопрос противоречия идеи протовещества современным научным тенденциям. И вообще…

— Я поняла вашу мысль, — оборвала ученика Грехова голосом, по теплоте очень близким к абсолютному нулю. — И у меня другое мнение. К тому же как химик… и должна отметить, весьма неплохой химик, имеющий ряд заслуг и наград, я оставляю за собой право выбирать темы для наших факультативов.

Лицо Греховой было белее мела и, скорее, походило на каменную маску. Тряхнув головой, Волкогонов попытался отогнать странный образ и недовольно нахмурился, потому что в мозгу остался отпечаток потрескавшегося лица. Вернее, лицо было даже не потрескавшееся, а словно оплавленное, стекающее вниз крупными каплями. «Ну, блин!» — ругнулся про себя парень.

Тем временем в аудитории уже снова царила тишина, а Грехова отвернулась к доске и написала на ней какие-то зубодробительные формулы.

— Итак, возвращаясь к концепции первовещества, я должна отметить, что сестра господина Рыжкова, безусловно, была права в своей статье, упомянув о том, что апейрон многими просвещенными людьми древности… и современности рассматривался и рассматривается исключительно как величина акцидентальная и потенциальная, а не субстанциональная. То есть, по мнению многих мыслителей, протовещество — это, скорее, онтологический принцип, нежели непосредственно вещество. Но существуют и те, кто с подобной, слишком узкой точкой зрения не согласен.

Она прищурилась — осеннее солнце вдруг игриво стрельнуло в глаза зайчиком.

— Издавна ученые исследуют возможности создания апейрона в качестве чистой субстанции. К сожалению, практически все эти исследования были неудачными. И сегодня мы с вами также проведем подобный опыт.

Ученики в классе зашумели, удивленно переглядываясь. На лице медноволосой красавицы появилось выражение восхищенного ожидания, и Роман отметил, что с порозовевшими щечками девушка стала еще красивее.

Грехова под разнобой возгласов отодвинула ширму, закрывавшую левый угол у кафедры, и перед глазами ребят появился стол, сплошь уставленный пробирками, перегонными кубами, колбами, мензурками, горелками, наборами реактивов и другим лабораторным оборудованием. По загоревшимся глазам учеников можно было предположить, что перед ними открылась золотая жила, и Волкогонов даже позавидовал.

Он бы тоже не отказался устроить какой-нибудь химический опыт со взрывами, вонючим дымом и бульканьем. Но корпеть для этого сутками над учебниками и тетрадками? Волкогонов несколько раз глубоко вздохнул и больно закусил губу, чтоб переключить мозги на что-то другое. Так, обо всех «влюбленностях» подумаем позже. Успокоив себя этим аутотренингом, парень снова переключил внимание на происходящее в классе.