Марк Олейник - Семь рек Рима

Мне предстояло найти Пат, и я начал искать — ходил и смотрел во все глаза, надеясь увидеть ее неожиданно. Довольно быстро я пал духом.

Миллиарды людей, как во время переселения, двигались и двигались ручейками и каплями. Свет, тепло и движение обнаженных тел сильно утомили меня за самое короткое время.

Нет, я так же, как и все эти люди, не чувствовал физической усталости, мне не хотелось присесть, мне не хотелось спать или есть. Но вот мозг — мозг требовал того, чтобы я хотя бы иногда закрывал глаза и зажимал ладонями уши. Только чтобы не видеть и не слышать такую однообразную людскую реку.

Сначала мне пришло в голову, что если я и имею шанс встретить Пат, то это возможно где-то в самом начале — ведь Пат умерла всего несколько дней назад. Я старательно прочесывал взад и вперед белый с желтым луг, постепенно углубляясь внутрь людской массы. Отрезвление произошло в тот момент, когда я увидел существо, которое человеком можно было назвать с большой натяжкой.

Ниже обычного среднего нынешнего человеческого роста, он имел скошенный лоб, агрессивные надбровные дуги, длинные, почти до коленей руки, и тело его было покрыто густой шерстью. Я плохо знаю антропологию и не берусь судить, был ли это кроманьонец, неандерталец или еще какой-нибудь из древних людей, но точно не мой современник.

Дикарь пристально посмотрел на меня крошечными, полными злости глазами, и произошло странное — я оказался один на поляне, окруженной густым лесом. В глубине чащи раздался грозный рев, захрустели ветки словно под напором большого животного, и я понял, что на поляне вот-вот объявится тигр! Воочию я увидел клыки, торчавшие из его пасти словно две сабли — этот тигр был саблезубым.

Я ощутил дикий страх, серую слабость и отвратительную незащищенность, а тигр тем временем подкрадывался и готовился к прыжку. Задние его лапы согнулись и с силой мощных пружин должны были бросить чудовище в мою сторону. Я поднял над головой дубину — свое единственное оружие.

Ветки раздвинулись, и тигр вышел из леса. Я закричал, бросился на него и увидел, что у тигра тело человека, более того — тело женщины. Косматая голова с клыками растворилась туманом — это была она, женщина из нашего племени. Мне, кажется, даже было известно ее имя.

Облегчение и радость мои были как солнце в зените. Я отбросил дубину и повалил ее в траву.

Вспышка! Картина стремительно поменялась, но я усилием воли вырвался из нее. Так и не изменившей позы, мой далекий предок говорил. Лицо его по-прежнему было злобным, он потрясал кулаком.

— Он бесчестен, бесчестен! Я вызову его на дуэль! Он более не дворянин в моих глазах! Я должен сделать это сейчас!

Зрелище было удивительным. Его бессвязные обвинения скоро закончились, и питекантроп разразился жалким лепетом мальчишки, который оправдывается перед родителями. Потом было что-то из жизни бродячего торговца в средневековом Лангедоке — он прятался от стражи. Потом рассуждения человека, изжаренного живьем на костре и съеденного. Возможно, это был миссионер. Я смотрел на него и думал, что если он оказался здесь, то Пат может быть где угодно.

Что за миг владеет ею сейчас? Она не вспомнит меня, увидев. Что может заставить расколдовать ее? Согласится ли она пойти со мной?

Я передвигал ноги как циркуль, измеряя этот мир, как вдруг на моем пути оказалось скопление людей. Они, плотно сдвинувшись, стояли и почти не двигались, образовав кольцо, в центре которого кто-то находился.

С трудом протолкавшись поближе, я увидел полноватого мужчину, который беспрерывно говорил. Это были стихи. Он читал их взволнованно, на взводе — его слушали не меньше двухсот человек. Это был известный в шестидесятые годы двадцатого века поэт, и мне пришло в голову, что творческие люди, изобретавшие чужие реальности при жизни, логично должны были попадать именно сюда. В этот раздел. Поэт закончил читать и неожиданно закричал:

— Ку-ка-ре-ка! Ку-ка-ре-ка!

— Река! Река! — отозвалась публика радостно и стала расходиться. Концерт закончился.

Пат должна была попасть в рай, но этот рай мне не нравился. Можно было вернуться к Харону, но я решил дойти до ста тысяч шагов. Если я встречу Пат, то просто возьму за руку и попробую увести. Постараюсь передать свою маленькую любовь.

Любовь сжалась внутри меня, но не сдалась, ведь птицы поют, даже замерзая.

Лица у людей менялись поминутно. Разные выражения причудливо вспыхивали на них. Иногда они принимались делать движения — прижимать к груди ладони, устраиваться на четвереньках, прыгать, заламывать руки или открывать их в объятиях. Иные кричали, кто-то произносил речь, обращаясь к невидимой публике, но большинство совокуплялось.

Рай! Закончив один раз, рыжий мужчина с короткой шеей встряхнул свой необычно толстый раскрасневшийся уд, схватил за грудь ближайшую женщину, но она оттолкнула его. Тогда он с жаром кинулся к другим, но те женщины тоже были заняты. Я следовал за ним, когда он остановился рядом с высокой красивой брюнеткой, которая с радостью стала ласкать его.

Ее лицо стало мечтательным, она опустилась перед рыжим, и через некоторое время он закончил опять. Не обращая внимания на свою партнершу, которая так и осталась стоять на коленях, он снова встряхнул уд и бросился в толпу за следующим приключением.

Печальный и горбатый человек тем временем подошел к брюнетке, и теперь она ласкала его. Горбун втянул щеки и стал издавать странные плачущие звуки. Его орган, загнутый на конце как крючок, медленно скользил меж ее нежных губ.

Несколько индийцев столпились вокруг белой женщины, похожей на популярную киноактрису, и входили в нее сразу с двух сторон.

Эфиопки, мулатки с большими ягодицами, похожие на горгулий женщины темных неведомых народов, изумительные итальянки, шведки с волосатыми ногами и решительными лицами, смущающиеся, с мягким телом русские бабы, тренированные девицы с бритыми лобками, тьмы и тьмы женщин отдавались и исходили сладострастием до предела, потому что можно было все. Все их самые яркие фантазии вырвались на свободу.

Мужчины кричали как перед смертью, беззастенчиво и яростно. Мною овладело слепое и грозное возбуждение.

Рай! Каждый, кого я видел, без последствий переживал секунды счастья, разочарования, страстной надежды, страха, свои и чужие последние минуты, минуты триумфа и, конечно, оргазм — здесь была плотская любовь в своем высшем, поразительном, невозможном варианте, она не истощалась. Оргазм взрывался, угасал и забывался тут же только для того, чтобы тотчас потрясти, извергаясь.

Все эти люди полностью принадлежали друг другу: воспоминания, душа, тело — все было общим. Только лишь на миг, но этот миг сменялся следующим без остановки. Это был истинный рай — без начала и конца. Без сожаления, без памяти — место, где прошлое и будущее соединилось в настоящее, ставшее вечным.