Марк Олейник - Семь рек Рима

— Вам кто-то что-нибудь обещал? — строго спросил Харон. — Ну, вот и хватит ныть, — не дождавшись ответа, закончил он. — Наслаждайтесь лучше, смотрите, — он обвел рукой зеленую долину, по которой мы шли. — Разве здесь не чудесней, чем на земле? Деревья, трава, нет докучливых насекомых. Можете общаться с кем хотите. С языками тут тоже никаких проблем, — Харон подмигнул мне. — Все понимают всех. Здорово, не правда ли?

— Мне мало этого, — мужчина молитвенно воздел руки. — Если есть бог, то он видит, как я люблю его.

— Кого? — мимо шли бесконечные люди, спешившие кто в ад, а кто в рай. — Бога? — переспросил я. — Но вы ведь ищете свою жену.

— Моя жена — это мужчина, — сказал мертвец. — Он мой бог.

— Но его ведь зовут Мария? — не поверил я своим ушам.

— Это его второе имя.

— Бог иногда любит подшутить, — осклабился Харон. — Поэтому иной раз мы любим несообразное. Страстные и слепые любовники.

Мы шли, и я подумал, что все это похоже на начало школьных летних каникул. Неведомое светило пригревало сильнее, и, вероятно, именно из-за этого настроение было прекрасным. Тени тоже, казалось, прибавили шаг и сновали вокруг среди деревьев словно первобытные жители, идущие по своим неведомым первобытным делам.

Харон, погрузившись в раздумья, шагал широко, и я решил не тревожить его некоторое время. Тем более что мне и самому необходимо было решить сразу несколько вещей, которые вырастали из моей головы словно корона, оснащенная ветками-мыслями, где каждая из них сплеталась с другими. Лес рос у меня из головы.

Пат. Моя милая несравненная Пат — она была где-то недалеко. Почему мне так казалось, когда я шел равниной, равной бескрайней зеленой пустыне или океану, и где взгляд терялся в деревьях как в сетях? Ответ прост — я шел вперед, полный сил и энергии, я думал, что самое сложное уже позади и что я скоро, совсем скоро найду ее.

Она была рядом, но я не знал где. Рядом. Мы шли в окружении все тех же людей, которых увидели впервые на берегу Коцита, и среди которых ее, конечно, быть не могло. Она была где-то впереди — мой самый большой приз, и я не сомневался, что встречу ее в раю и рай станет еще более радостным местом. Уйдут остатки грусти, если им пришло в голову прятаться где-то там. В углах рая.

«Где же мы идем? Зачем мы здесь?» — подумал я, глядя на мертвецов, среди которых стал различать людей разного цвета кожи и разных национальностей. Почему мне пришло в голову, что у разных народов должен быть свой загробный мир? Снаружи это выглядело логичным, потому что разные народы верили в разное, что ждет их после гроба. Но одно дело верить, другое — оказаться здесь. Видно, богам действительно все равно, верим мы в них или нет, тем более что они видят одинаковый конец человека от начала времен.

Может быть, надо идти этой долиной и думать о боге, который ушел на охоту, и эта охота не имеет к тебе отношения. Эта неохота бога.

Но Пат! Пат! Мне все равно, думает ли обо мне бог или нет, если есть Пат. Если у меня есть шанс ее найти. И если мне скажут сделать выбор — я выберу Пат. Просто потому, что она любит меня. Я мог найти еще сотню причин, чтобы предпочесть ее богу.

Я стал рассматривать женщин, которых было примерно столько же, сколько мужчин — они шли мимо сосредоточенные, и я подумал, что нужна привычка, чтобы обнаруживать красоту в полностью раздетых женщинах. Я мысленно наряжал их в разные одежды, и тогда некоторые начинали казаться мне привлекательными, даже соблазнительными.

Куда же мы все идем?

— Куда же мы все идем? — спросил я Харона.

— К следующей реке, — ответил он тут же.

— А почему так далеко?

— География такая, — перевозчик, нагнувшись, сорвал ветку папоротника и теперь размахивал ею в такт шагам.

— А почему такая география?

— Вот зануда, — Харон, как обычно, коротко рассмеялся. — Почему, почему? Потому что здесь тоже много случайных вещей. То есть если сказать всю правду, здесь все такое же случайное, как и на земле.

— Значит, может быть, со временем все поменяется?

— Нет, — отрезал он. — Поменять можно только то, что создано по плану. Оно может развалиться в первую очередь. А бессмысленная вещь — она самая прочная, ей разваливаться некуда.

Неожиданно вдалеке показалось белое пятнышко. Оно выделялось на общем зеленом фоне, как оброненная кем-то панамка. Деревья поредели, и стало видно, что все тени это пятнышко тоже обнаружили, потому что слаженно, клином устремились к нему.

Когда мы подошли ближе, стало ясно, что белое — это сооружение с круглой симпатичной крышей. Когда еще ближе — что это крыша венчает маленькую изящную ротонду, точнее, то, что я впервые увидел в Карловых Варах. Это был бювет. Бювет в ротонде и с маленькой белой дверью сбоку. Несложно было разглядеть, что за дверью тянется точно такое же поле, как и до нее.

Когда мы вместе с Хароном подошли к ротонде, треугольник теней выстроился вершиной по направлению к нам.

— Что сейчас будет? — спросил я.

— Очевидно же, — перевозчик подошел к мраморной раковине, куда стекала струйка мутноватой воды, наполнил ею одинокий стакан с отбитым краем и протянул его мне. — Хотите попробовать?

— Не понимаю, — было жарко, но я почувствовал подвох и не принял стакан. Атмосфера как будто сгустилась, я вдруг подумал, что смерть иногда была бы милосерднее, если бы за ней ничего не следовало. Харон лукаво улыбался, и я ощутил к нему быструю, как укол, ненависть, которая прошла тут же, потому что для него тоже не было исхода. Он был обречен, как и все те несчастные, которые толпились сейчас, ожидая, когда он соизволит сделать хоть что-нибудь.

— Зря отказываетесь, — Харон вытер лоб, на котором не было ни капли пота. — Вода не очень вкусная, но замечательная в другом смысле. Смотрите, — он поманил пальцем стоявшего впереди всей массы теней ничем не примечательного, немного похожего на белку мужчину с ищущими глазами.

Тот подошел безропотно, взял стакан из рук перевозчика и выпил одним глотком. Я ожидал чего угодно, даже превращения несчастного в куст, но ничего не произошло — он смотрел по-прежнему ищуще, как человек, у которого сильно заболел живот.

— Свободен, — сказал ему Харон и стукнул основанием ладони в лоб, словно поставив печать. Тот удивленно попятился сначала, а потом, подрагивая обвисшими бедрами, мелким шагом пошел вперед.

Я проследил за ним взглядом, и вдруг на моих глазах рядом с первым бюветом возник второй. Он пристроился к узенькой дверце, образовав единое целое. В тот же момент мужчина-белка подошел к двери и протиснулся в нее.

На этом дело не закончилось. Вслед за вторым бюветом появился третий, потом четвертый, и с все больше нарастающей скоростью в линию их выстроилось множество — сотни и тысячи.